Кудесник
Шрифт:
«И Марфа Матвеевна сулит быть мне доброю женой… Мне с нею будет веселее, чем теперь… А на душе повеселее да посветлее станет — и телу будет легче!.. Так и все мне говорят, что с молодою женой я и сам помолодею и здоровей буду… Один только доктор Данила…»
И опять наветы врагов и завистников царского доктора, напетые в уши царю Феодору Алексеевичу, начинали тревожить его слабую душу и принимать форму подозрений, которые так усердно поддерживались общими, дружно-соединенными усилиями близких к царю людей и
«Не верь ему! Нарышкиными он подкуплен! На их сторону перекинулся… А те захотят ли тебе добра?.. Захотят ли видеть продолжение твоего рода!..»
Но царь Феодор старался не поддаться, не подчиниться влиянию всех этих непрошенных, корыстных доброжелателей… Ему хотелось вызвать доктора Данилу на решительное объяснение, прежде чемсделать последний шаг — назначить день свадьбы… И вот он, рано утром, приказал позвать к себе доктора Данилу, назначив ему час после обедни…
— Еще чуть свет уехал в Преображенское, — докладывают царю ближние бояре.
— В Преображенское? Без спроса, без дозволения?
— Что ему спрос! Он там теперь и днюет, и ночует! — докладывали царю услужливые его думцы и советники.
Ядовитая стрела впилась в сердце царя Феодора; но он сдержался и смолчал, стараясь тщательно скрыть то, что в его сердце происходило.
Два часа спустя, он снова послал стольника в дом доктора Данилы, и стольник возвратился с тою же вестью:
— Домой еще дохтур не бывал! Да и домашше не знают, будет ли сегодня.
Чаша терпения царя уже готова была переполниться; гнев и нетерпение начинали брать верх над всеми остальными чувствами. Он отдал спокойным холодным тоном приказ:
«Дохтору Даниле быть ко мне завтра чем свет!»
На другой день фон-Хаден явился к вставанью царя, и из отношения к нему царской служни сразу убедился в том, что его положение при дворе сильно поколеблено. Те, которые кланялись ему прежде в пояс, теперь едва кивали головами; а те, которые прежде благосклонно кивали головами, теперь на него не смотрели или пускали взгляд как-то мимо его. На просьбу доложить государю о приходе доктора по его приказу, фон-Хадену отвечали даже весьма грубо:
— Постоишь, пообождешь… Твое не спешное дело.
На вторичную просьбу доктора о том же ему сказали:
— Царь молится… У него в моленной заутреня… Как отмолится, да поотдохнет, тогда и доложим…
И так часа два продержали доктора Данилу на ногах, на площадке перед входом в переднюю, и ходили, и сновали мимо его, как бы не замечая даже его присутствия… Наконец, стольник вышел и пригласил доктора в переднюю государеву — и там заставил его еще ждать, пока он был позван в опочивальню.
Переступив порог опочивальни и отвешивая обычный низкий поклон государю, доктор уже успел заметить, что «немилость» его написана на сумрачном и бледном лице юного царя.
Царь ответил на поклон доктора Данилы едва приметным кивком головы, а высокие и сановитые дядьки его, Хитрово и Куракин, только многозначительно переглянулись между собою.
— Что это значит, дохтур Данило? Я дважды за тобой посылал вчера — и ты ко мне не мог явиться? — сказал царь холодно.
— Государь всемилостивейший! От раннего утра и до вечера не мог отойти от больного царевича Петра…
— Ты не мог от него отойти? Кто же для тебя важнее — царь или царевич? И кому ты служишь?
— Осмелюсь доложить твоему царскому величеству, что царевич вчера был на волос от смерти…
Царь вдруг смутился и, обернувшись к дьякам, проговорил нерешительно:
— Отчего же мне об этом не доложили?
— Да болесть-то пустяшная, государь. Ты дохтуру не верь! — дерзко ответил Куракин.
— Такая пустяшная, государь, — скромно и твердо сказал доктор Данила, — что если бы меня призвали часом позже, царевича бы не было в живых…
Хитрово пожал плечами, а Куракин пробормотал чуть слышно:
— Не велика была бы потеря!
Царь это слышал и поспешил загладить грубую выходку своего приближенного, сказав доктору Даниле:
— Расскажи, как было дело?
И внимательно выслушал его рассказ о болезни царевича Петра и о вскрытии у него нарыва в горле.
— А часто ли ты там бываешь — в Преображенском? — вдруг спросил царь фон-Хадена, когда тот смолк.
— Меня туда призвали в первый раз, — спокойно отвечал фон-Хаден. — Там немцев-докторов не любят…
— Как же мне сказали, что ты там частый гость? — сказал царь, оглядываясь с неудовольствием на дядек, которые благоразумно хранили молчание.
— Могу заверить, что говорю правду, государь! — сказал доктор Данила.
Царь, видимо, смягчился после этого и стал говорить уже не таким сухим и холодным тоном, как прежде. Потом он подал знак своим дядькам, и те вышли из опочивальни, оставив царя наедине с доктором Данилой.
— Осмотри меня! — сказал ему царь Феодор.
Доктор Данила внимательно осмотрел и выслушал царя, подробно расспросил его о последних днях и сказал, что находит значительное улучшение.
Царь Феодор просиял. И после нескольких незначащих вопросов, видимо, с некоторою тревогой, спросил:
— Ну, а что же ты скажешь мне о моей свадьбе? Меня торопят с назначением дня…
Доктор Данила склонил голову и молчал.
— Говори же! Отвечай на мой вопрос! — нетерпеливо повторил царь.
— Государь! Дозволь мне не говорить по этому вопросу ни слова… Лжи говорить я не умею, а правдою боюсь тебя прогневить… И так уж у меня врагов довольно!..
— Говори всю правду! Я приказываю…