Кукла дядюшки Тулли
Шрифт:
Я задумалась на секунду и, быстро оглянувшись на пустынный речной берег, сначала засунула внутрь голову, перегнулась через подоконник, закинула ноги и оказалась внутри, смахнув вниз куски штукатурки и комья пыли. Отряхнув юбку Мэри, я огляделась и решила, что никому об этом не расскажу.
Над моей головой вздымалась к потолку гигантская паровая машина, сейчас стоящая без дела. Часть машины скрывалась за кирпичной стеной, и из ее жерла торчали медные и латунные трубки. Но меня интересовали не какие-то там трубки, а чертежи. Лучше всего предоставить в суд очевидные доказательства невероятного расточительства дяди. Цифры просто не укладывались в голове, а подобные бумажки помогут мне сэкономить кучу времени и сил. Я прошла вперед по заляпанному сажей полу и обнаружила дверь, к которой вел небольшой коридорчик. По правую и левую руку находилось еще по две двери. Главная дверь, похоже, вела в ту комнатку с диванчиком, в которой я очнулась вчера. Я потихоньку открыла вторую дверь справа и скользнула внутрь.
Но там уже кто-то был. В дальнем конце мастерской, среди игрушек дяди Тулмана, тускло поблескивавших в свете газовых ламп, спиной ко мне стоял мужчина. Он был без пиджака, в жилете и рубашке с засученными рукавами и что-то делал, опираясь на подобие желоба, тянущегося вдоль всей стены. Он обернулся так стремительно, как будто я закричала, и мне удалось заметить, как выражение испуга на его лице сменилось приветливой улыбкой. Это оказался Бен Элдридж. Он прижал палец к губам и затем вернулся к своему занятию. Я тихонько прокралась к нему через ряды игрушек. Желоб был полностью залит водой.
— Вы что тут делаете, мистер Элдридж?
— Подозреваю, то же, что и вы, мисс Тулман. Буду вам многим обязан, если вы перейдете на шепот. Ваш дядюшка почивает в соседней комнате, а тут сильное эхо.
Я подозрительно уставилась на него.
— И как часто вы влезаете в дядину мастерскую без разрешения, мистер Элдридж?
— Я использую любой, даже самый ничтожный шанс, мисс. — Он улыбнулся нагло и обаятельно, сверкнув глазами на загорелом лице, и я снова удивилась, насколько молодо он иногда выглядит. — Я заложник, раб науки, а в этой мастерской можно получить больше знаний, чем в лаборатории какого-нибудь Кембриджа.
— Вы что, были в Кембридже?
— Я тамошний выпускник.
Наверное, я очень сильно вытаращила глаза, потому что он снова улыбнулся.
— Как ни печально, но все ужасно удивляются, когда я об этом рассказываю. Я даже усы с подусниками отрастил, но это не спасло положения. — Я не смогла сдержать улыбки, и он тихонько засмеялся. — Я приехал сюда три месяца назад, сразу после того, как окончил университет, чтобы навестить престарелую тетю. Она была еще старше, чем миссис Джеффрис, последняя из старых слуг. К сожалению, она скончалась, но когда до меня дошли слухи о том, что творится в этой мастерской, я остался, и в конце концов меня допустили к этим сокровищам Али-Бабы. Я бы хотел изучить их все. Но, к сожалению, ваш дядюшка более чем неохотно делится своими знаниями.
— Поэтому вы пробираетесь сюда под покровом ночи.
— Каждый делает то, что должен. Я нанялся частным преподавателем в одно место и скоро должен уехать, поэтому весьма ограничен во времени. — Засучив рукава, он склонился над желобом. С его рук капала вода. Сейчас он напоминал мальчишку, возящегося с игрушечными лодочками в пруду. — А что привело вас сюда в такую рань, мисс Тулман? Слыхал, ваш вчерашний визит весьма плохо кончился.
— Учетные книги, — сказала я. — Бюджет поместья.
Бен ничего не ответил, но его улыбка исчезла. Он некоторое время пристально смотрел в воду, силясь что-то разглядеть там.
— Мисс Тулман, а что вы скажете вот на это?
Он погрузил руки в воду, превратив ровные отражения фонариков в мерцающую рябь, и из желоба показалась металлическая рыбина около полуметра длиной, окрашенная в флуоресцентные оттенки зеленого и голубого.
— Ваш дядюшка зовет эту штуковину просто игрушкой. И конечно, ее способность шустро плавать уже нас вряд ли удивит. Плавники покачиваются, хвост извивается, обшивка не пропускает воду в механизм, и, как живая рыбина, она не тонет, но и не поднимается поплавком наверх. Это все элементарная механика. Но есть еще кое-что. Во время движения она не просто способна придерживаться определенного курса, но и регулировать глубину погружения. А что, как вы думаете, мисс Тулман, дает механизмам возможность плыть параллельно поверхности воды и поверхности дна?
Я провела пальцем по гладкому голубому плавнику.
— Мне она кажется в принципе слишком тяжелой для того, чтобы плавать, а не валяться на дне.
— Суда в тысячи раз тяжелее этой штуки ежедневно бороздят просторы морей без каких-либо проблем, — отозвался он. Это уже начинало походить на поединок со школьным учителем.
— Но они же деревянные, — парировала я. — Это совсем другое дело.
— Мисс Тулман, как это ни удивительно, но в данный момент император Франции строит корабль с металлическим корпусом, неуязвимый для обычных пушек, и совершенно не сомневается в его способности плавать. Но кое в чем вы правы, это действительно совсем другое дело, ведь наша рыба не держится на поверхности и не тонет, как корабль. Она уверенно плывет под водой по прямой линии — налево, направо, вверх или вниз. Любопытно, как она поведет себя, если поместить ее против течения или в сильный прибой? Я бы разобрал ее, если б не боялся, что не смогу собрать обратно и утрачу доверие вашего дяди, заработанное с таким трудом.
Он осторожно выпустил рыбину в воду.
— Мисс Тулман, мы живем в фантастический век. Мы вступаем в эпоху, когда человечество уже не будет ограничено ничем, ни небесными пределами, ни даже масштабом собственной жизни. А ваш дядя — гений. Заточить его в сумасшедший дом было бы просто преступлением.
— Это не мое решение, — мягко возразила я. — Я только делаю то, к чему меня вынуждают. Так же, как и вы. — Я вдруг поняла, что безумно устала. — Но если отбросить все эти научные кунштюки, неужели вы действительно считаете, что мой дядя не опасен для окружающих? Даже для самого себя?
— Я бы так не сказал. Его очень легко вывести из себя. У него свод своих собственных правил, которые он считает необходимым, — при этих словах он покосился на меня, — неукоснительно соблюдать. Его изобретения — его настоящие детища, он стремится защитить их и боится, что их могут похитить. Для него чрезвычайно сложно доверять кому-либо. Понадобились недели, чтобы он разрешил мне заходить сюда по субботам, и мне все равно нельзя задавать вопросов или смотреть на чертежи мистера Тулли. — Он снова выразительно посмотрел на меня. — А вот вам он доверился сразу же.
Я вспомнила, каким было лицо дяди перед тем, как я спаслась бегством.
— Думаю, сейчас это уже не имеет значения.
— Мисс Тулман, вам следует попытаться еще раз, я уверен. Не сдавайтесь. Я же пытаюсь разобраться с этой рыбиной.
— Раз уж вы пришли сюда, пока дядя спит, почему вы просто не нашли чертежи с рыбой?
— Потому что их не существует, по крайней мере, в удобоваримом для обычного человека виде. То же самое и с чертежами дракона, которого вы вчера видели. — И он снова улыбнулся. — Ваш дядя считает рукописные чертежи бесполезной тратой времени. Он рисует только для литейного цеха, и это только металлические детали, а не полный комплект.