Кукла дядюшки Тулли
Шрифт:
В это время Мэри благоговейно созерцала то, что моя тетушка кокетливо назвала бы «удобствами». Но такого ей точно видеть никогда не приходилось. Прямо над нашими головами к стене была прикручена еще одна цистерна, с нее свисала цепочка как раз на уровне моего носа. На цепочке красовалась кисточка, так и маня как следует дернуть. Мэри выразительно посмотрела на меня, и я пожала плечами. Она взялась за цепочку, довольно улыбнулась во весь рот и дернула изо всех сил.
Раздалось громкое журчание, от которого мы обе подскочили, и поток ржавой воды устремился в жерло «удобства». Мэри, предусмотрительно отпрыгнувшая к противоположной
— Ой, а вода-то отравлена, мисс! Какая жалость.
Я смотрела на воду, с сожалением вспоминая все свои злоключения этим утром, во время поисков уборной.
— Подождите, Мэри. У меня идея.
Я подошла к вентилю и повернула его. Сначала лилась ярко-оранжевая вода, затем она побледнела и наконец стала прозрачной.
— Видите, она не отравлена, просто трубы…
Но Мэри меня даже не слушала. Сев на корточки у края ванны, она вглядывалась в сток.
— Мисс, а куда она вся потом девается?
Я не знала.
Мэри надо было назвать вовсе не Мэри, а Трогвиндом. Она успела отыскать таз и старое тряпье — подозреваю, до нас они были занавесками в соседней комнате — и стала с ужасающей энергией скрести и оттирать все доступные плоскости вокруг. Я сняла занавеси с кровати и отнесла их в библиотеку, где перебросила через бельевую веревку, которую Мэри раздобыла под изъеденным мышами матрасом, и затем тщательно выбила стареньким зонтом. Как же приятно было как следует отдубасить что-нибудь. Я считала про себя ритмичные хлопки о тяжелую розовую ткань, забив свою голову цифрами и пылью, чтобы там не оставалось места для чего-либо еще.
К закату мы открыли окна, развесили занавески, вывернули постельное белье, развели огонь в камине, и промозглая неуютная сырость отступила. Как только село солнце, похолодало, и мы с Мэри притулились у камина в потемневшей комнате, все перепачканные, с запутавшимися волосами, и прикончили остатки хлеба, сыра и чая, что я стащила из кухни заодно с дровами для растопки. Я смотрела на тлеющие уголья, ощущая всем телом приятную усталость, паря в каком-то тумане, уносившем прочь мысли о всяких наследствах, работных домах и восковых личиках давно ушедших людей.
— Мэри, тебе лучше уйти домой. Мама будет волноваться, — сказала я, совершенно забыв о том, что боялась спать в Стрэнвайне одна.
— Не глупите, мисс, — отозвалась Мэри с набитым ртом. — Я уже сказала ей, что не вернусь сегодня. Так что волноваться она точно не будет, зато очень сильно удивится, а вот если я не приду, как обещала…
— Но почему, — перебила я, что обычно было совершенно на меня не похоже, — вы подумали, что не вернетесь сегодня домой?
Она ответила с искренней жалостью:
— А как я могу быть вашей горничной, оставаясь у себя дома, мисс?
— Горничной?
— Ну да. Мне рассказали, что вы приехали совсем одна, а это подразумевает, что горничной у вас нет, а значит, она вам понадобится, а я как раз знаю, что нужно делать. Мама была прачкой в одном богатом доме, и у тамошней леди была горничная, и она рассказала маме все, что нужно, а мама передала это мне, разве не понятно?
Огоньки свечей затрепетали на сквозняке, и мой неуверенный протест затих, так и не начавшись.
— В любом случае время принимать ванну. Мама сказала, что леди часто принимают ванну, некоторые даже раз в
Мэри проворно наполнила цистерну водой и перенесла уголья из камина в бойлер, и меньше чем через пару минут я наслаждалась теплой водой, в которую погрузилась до самого подбородка. Такого я и вообразить не могла. Вся усталость от многочасовой ходьбы исчезла, и я погрузилась в негу. Через пелену дремы я расслышала скрип половиц под чьими-то ногами. Кто-то прошел мимо портретов по другую сторону стены, и затем раздался стук в дверь спальни. Низкий голос выкрикнул что-то, и я разобрала «Мэри Браун».
— Убирайся по своим делам, Лэйн Моро, — прочирикала между тем Мэри. — Моя леди принимает ванну, и до таких, как ты, ей сейчас нет никакого дела. Она будет принимать посетителей по утрам, а если она не захочет тебя видеть, тебе придется оставить визитку, а еще…
Я съехала вниз, по уши погрузившись в воду, и все звуки поглотил ровный гул, а когда спустя некоторое время вынырнула, все уже стихло. Но когда вода вытекла из моих ушей, я услышала, как совсем тихонько поскрипывают половицы в коридоре, очень быстро, словно кто-то крался в мягких домашних тапочках в темноте по украшенному розами ковру.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Небо цвета разбавленных чернил нависало низко над землей, когда я закрыла за собой кухонную дверь и шагнула на мягкую землю сада. Стараясь не шуршать при ходьбе по усыпанной гравием дорожке, я прокралась на цыпочках вперед. Все беспокойные мысли остались во вчерашнем дне, в голове у меня царили спокойствие и гармония, я прекрасно выспалась и проснулась с петухами. Что бы ни решила делать тетушка Элис после того, как я ей все расскажу, последствия уже находились за пределами моей ответственности. Так или иначе, правду она все равно узнает, если не от меня, так от кого-нибудь другого. Поэтому лучше мне сообщить все самой, особенно если я хочу сохранить свое положение семейного казначея. А это так же необходимо, как выяснить размер оставшегося наследства толстого Роберта. Я аккуратно вытащила ногу из-под спящей Мэри, свернувшейся клубком у самой ножки кровати, тихонько стащила ее платье, висевшее на стуле, и торопливо выскочила в мокрый от росы сад. Как хорошо, что на мне такое грубое, нескладное платье — меня не сразу опознают как врага и незваную гостью.
Нижняя Деревня еще стояла, погруженная в сон. На улицах не оказалось ни души, доки молчали, а редкие выкрики петуха или мычание коров только добавляли спокойствия этой идиллической картине. Я подошла к зеленой двери в дядину мастерскую и задрала голову. Все четыре окна наверху были темны. Очень медленно и осторожно я потянула дверную ручку. Она не поддалась.
Я вытаращила глаза на дверь, удивляясь самой себе. Глупо было рассчитывать на то, что мастерская открыта для всех желающих. Я зашла за угол, пытаясь найти другой вход. Здание оказалось намного больше, чем я думала. Другого входа не обнаружилось, но со стороны реки я разглядела двое ворот, предназначенных, вероятно, для погрузки угля. Они были накрепко заперты. В бледно-чернильном небе над самой линией горизонта ярко сияла одинокая звезда. Направившись к ближайшему окну в мастерскую, я каким-то чудом открыла его.