Кукла
Шрифт:
«Вот странная цепная собака», — подумал Вокульский.
В эту минуту из кухни появилось новое чудо: толстый старик работник, поперек себя шире. Вокульский, еще ни разу в жизни не встречавший толстого мужика, заговорил с ним.
— Зачем вы держите эту собаку на цепи?
— А чтоб злая была и не пускала в дом воров, — отвечал мужик, улыбаясь.
— Так почему бы вам не взять злого цепного пса?
— А наша барыня не станет держать злую животину. У нас пес и тот должен быть ласковый.
— А вы, отец, что тут делаете?
— Пасечник я. Прежде землю пахал, да вол ребро покалечил, так барыня послала меня на пасеку.
— И хорошо вам?
— Поначалу тошно было без работы, а потом привык, ничего.
Простившись с мужиком, Вокульский свернул к парку и долго прогуливался по липовой аллее, ни о чем
Вдруг он услышал позади быстрые шаги. Его догонял Охоцкий, который нес на плече две удочки.
— Панны Фелиции здесь не было? — спросил он. — Мы условились в половине третьего вместе пойти на рыбную ловлю… Ну, да женская аккуратность известна! Может, и вы отправитесь с нами? Нет, не хочется? Так не сразиться ли вам со Старским в пикет? Он всегда готов, если только нет партнеров для преферанса.
— А что здесь делает пан Старский?
— Как что? Живет у своей двоюродной бабки и крестной, председательши Заславской, а в настоящий момент горюет, что наверняка не получит от нее в наследство поместья. Лакомый кусочек, около трех тысяч рублей. Но председательша предпочитает оказать поддержку подкидышам, а не казино в Монако. Бедный мальчик!
— А чем ему плохо?
— Ну, как же! С бабкой дело провалилось, с Казей сорвалось — впору хоть пулю себе в лоб пустить! Надо вам сказать, — продолжал Охоцкий, поправляя удочки, — что Вонсовская, будучи барышней, питала к Старскому слабость. Казик и Казя — подходящая парочка, а? Кажется, именно по этому поводу пани Казя и пожаловала сюда три недели назад (а после мужа ей достался изрядный куш, пожалуй не меньше, чем у председательши!). Несколько дней они даже как будто ладили, и Казик в счет будущего приданого успел выдать ростовщику новый вексель, как вдруг… все расклеилось… Вонсовская прямо издевается над ним, а он делает вид, будто все в порядке. Словом, плохо дело! Придется ему отказаться от путешествий и осесть в своем жалком именьице, пока не умрет дядюшка; у того, правда, давно уже камни в печени.
— А что пан Старский делал до сих пор?
— Ну, прежде всего он делал долги. Немножко поигрывал в карты, немножко ездил по свету (по-моему, преимущественно по парижским и лондонским кабачкам, в этот его Китай я не очень-то верю), но главным образом занимался совращением молодых дам. В этом деле он просто виртуоз и заслужил уже такую прочную репутацию, что замужние дамы и не пытаются устоять перед ним, а барышни верят, что стоит Старскому поухаживать за какой-нибудь девушкой, и она тот же час выскочит замуж. Чем плохое занятие? Не хуже многих других…
— Конечно, — подтвердил Вокульский, несколько успокоившись насчет соперника. «Такому не соблазнить панну Изабеллу…»
Они дошли до конца парка; за оградой виднелся ряд каменных строений.
— Поглядите-ка, что за оригинальная женщина наша председательша! — сказал Охоцкий. — Видите вот те дворцы? Все это — помещения для прислуги. А вон там — приют для мужицких детей, их тут штук тридцать; целый день они играют, умытые и одетые, как барчуки… А вон тот домик — богадельня; там сейчас четверо стариков, они заполняют свой досуг тем, что чистят волос, которым набивают тюфяки для гостей. Где только я не побывал у нас в стране — и всюду видел, что батраки живут, как свиньи, а их дети копошатся в грязи, как поросята… Когда я впервые попал сюда, то глазам своим не поверил. Мне казалось, что я очутился на острове Утопии [39] либо открыл страницу скучного нравоучительного романа, в котором автор описывает, какими должны быть помещики, но какими они никогда не будут. Эта старушка внушает мне уважение… А посмотрели бы вы, какая у нее библиотека, что она читает!.. Я остолбенел, когда она однажды попросила меня разъяснить ей некоторые положения теории эволюции, — она не приемлет ее только потому, что теория эта выдвигает в качестве основного закона природы борьбу за существование.
39
Остров Утопии — фантастическая идеальная страна, которая описывается в книге английского писателя Томаса Мора (1478-1535).
В конце аллеи показалась панна Фелиция.
— Что же, пойдемте, пан Юлиан? — спросила она Охоцкого.
— Пойдем, и пан Вокульский с нами.
— Да-а-а-а? — удивилась девушка.
— Это будет вам неприятно? — спросил Вокульский.
— Нет, почему же… только я думала, что вам интереснее проводить время с пани Вонсовской.
— Панна Фелиция, голубушка! — воскликнул Охоцкий, — только, пожалуйста, не притворяйтесь язвительной: все равно у вас ничего не получится.
Девушка надулась и, обогнав своих спутников, пошла по направлению к пруду; мужчины последовали за нею. Удили они до пяти часов пополудни, на самом солнцепеке, а день был жаркий. Охоцкий поймал двухдюймового пескаря, а панна Фелиция оборвала кружево на рукаве. В результате между ними разгорелся спор о том, кто хуже: барышни, не имеющие понятия, как надо держать удочку, или молодые люди, не умеющие ни минуты посидеть молча.
Примирил их только гонг, сзывающий гостей к обеду.
После обеда барон удалился в свою комнату (в эти часы он неизменно страдал мигренью); а остальным предстояло собраться в беседке, куда обычно подавали фрукты.
Вокульский пришел туда через полчаса. Он думал, что окажется первым, между тем застал в сборе все дамское общество, внимательно слушавшее рассуждения Старского. Тот сидел, развалясь в березовом кресле, и, с небрежным видом похлопывая хлыстиком по носку своего башмака, говорил:
— Все супружеские союзы, сыгравшие какую-нибудь роль в истории, были отнюдь не браками по любви, а браками по расчету. Что знали бы сейчас потомки о Ядвиге или о Марии Лещинской [40] , если б эти дамы в свое время не решились сделать разумный выбор? Чем был бы Стефан Баторий [41] или Наполеон Первый, если бы они не женились на влиятельных женщинах? Супружество — акт слишком значительный, чтобы, вступая в него, слушаться только голоса сердца. Это не поэтическое слияние двух душ, а событие, имеющее важные последствия для многих лиц и многих дел. Допустим, я сегодня женюсь на горничной или даже на гувернантке и завтра же лишусь доступа в свой круг. Никто не станет справляться о температуре моих чуств, зато каждый спросит: на какие доходы он будет содержать семью и кого он вводит в свой дом?
40
Ядвига (1371-1399) — королева Польши с 1382 года. В 1386 году вступила в брак с великим князем Литовским Ягайлой, в результате чего Литва была присоединена к Малой Польше.
Мария Лещинская (1703-1768) — дочь польского короля Станислава Лещинского, жена французского короля Людовика XV.
41
Стефан Баторий — польский князь; в 1576 году в целях захвата власти женился на княжне Анне из королевского рода Ягеллонов.
— Одно дело — брачный союз по политическим соображениям, а другое — брак по расчету с нелюбимым человеком, — возразила председательша, глядя в землю и барабаня пальцами по столу. — Это насилие над самыми священными чуствами.
— Ах, дорогая бабушка, — со вздохом отвечал Старский, — легко говорить о свободе чуств, имея двадцать тысяч рублей годового дохода. Все кричат: «Подлые деньги! Мерзкие деньги!» Но почему же все, от батрака до министра, стесняют свою свободу узами обязанностей? Ради чего шахтер и моряк рискуют своей жизнью? Разумеется, ради подлых денег, потому что только подлые деньги дают человеку свободу хоть на несколько часов в день, хоть на несколько месяцев в году, хоть на несколько лет в жизни. Все мы лицемерно презираем деньги, однако каждый из нас понимает, что это навоз, на котором вырастает личная свобода, наука, искусство и даже идеальная любовь. В конце концов, где родилась рыцарская любовь, любовь трубадуров? Уж, во всяком случае, не среди сапожников и кузнецов и даже не среди докторов и адвокатов. Ее взлелеяли имущие классы; это они сотворили женщину с нежной кожей и белыми ручками, они создали мужчину, у которого вдоволь досуга, чтобы поклоняться женщине.