Кукловод
Шрифт:
– А если здесь опять появятся московские рубоповцы? – возразил со своей стороны Гуж. – Это тебе не пограничники. Если рубоповцу дать стольник, он засунет деньги тебе в задницу. Вместе с отрезанной рукой. И подожгут то, что будет торчать из задницы.
Акимов продолжал обмахиваться десятитысячным веером.
– Нет, ни хрена не выйдет, – подвел итог Воронцов. – Деньги любят все. Но шкура у меня своя, а не колхозная.
– Слишком опасно, – кивнул Гуж.
Акимов сложил деньги в стопку, сунул в бумажник.
– Мы еще часок тут постоим, – сказал он. – Мужикам передохнуть надо. Вы пока подумайте.
– Сказано, закончен базар, – нахмурился Воронцов. – И думать не хрена. Мы тут для того, чтобы ты со своими идиотами не вздумал фокусы выкидывать. А если вздумаете… На все ваши задницы придется швы накладывать.
– Все-таки, взвесьте все «за» и «против».
– Ты чего, не понял? – Воронцов сжал кулаки. – Ты чего, сука, основной? Ты чего, всю масть держишь?
– Ребята, я все понял, – сказал Акимов. – Ладно. Нет, значит, нет. Только не хрена со мной так разговаривать. Я тебе не дырка в жопе.
Он кивнул головой, засунул бумажник с деньгами обратно в карман. Гуж хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.
Акимов откинулся назад, давая правой руке пространство для движения. Выхватил из подплечной кобуры ТТ. Грохнул выстрел, за ним второй. Гуж с двумя дырками в левом виске как-то осел на сидении, опустился вниз. Уже мертвый, подогнул под себя ноги и повалился на бок.
Стоявший в тени кузова Каширин мог наблюдать за происходящим со стороны. Он слышал выстрелы в «Жигулях». Он видел, как из машины выпал Воронцов. Пополз на карачках, спрыгнул в кювет и метнулся в степь. Каширин почему-то сразу решил, что далеко Воронцов не убежит.
…Двух секунд хватило Воронцову, сидевшему на водительском месте, на контрдействия. Он дернуть на себя ручку, плечом открыл дверцу и вывалился на дорогу. Передвигаясь на карачках, он обогнул машину спереди. Воронцов сконцентрировался для прыжка. Акимов выстрелил ему вдогонку. Пуля разбила боковое стекло и улетела в темноту ночи.
Воронцов, перекатился по асфальту, и только потом спрыгнул в кювет. Он побежал прочь от дороги. Но нигде не увидел спасительной защиты, ни деревца, ни оврага, ни высокой кочки. Лишь голая ровная степь. Акимов открыл заднюю дверцу, встал на ноги, но почему-то стрелять не стал. Опустил пистолет.
Сделав еще пару кенгуриных прыжков, Воронцов грудью натолкнулся на Величко, неизвестно откуда выросшего на его пути. Со своего места Каширин видел, что в двух десятках метрах от него завязалась ожесточенная борьба. Впрочем, схватка оказалась короткой.
Каширин видел, как Величко, высвободив правую руку, взмахнул каким-то темным продолговатым предметом. То ли монтировкой, то ли гаечным ключом. Через долю секунды предмет опустился на голову Воронцова. Тот коротко вскрикнул, схватился за голову, завертелся на месте.
Еще один удар, на этот раз прицельный, сильный. Услышав отчетливый хруст ломающихся костей, Каширин поморщился. Ясно, Воронцов уже не жилец. Похоже, ему даже не оставят минуты помолиться. Попросить Бога о спасении души.
Воронцов уже не кричит. Не отнимая рук от головы, он становится на колени, потом валится на землю. Величко склонился над противником, еще пару раз для верности треснул его монтировкой по голове.
На короткое время тихое шоссе ожило. В сторону границы промчалась «Газель», в обратном направлении медленно плелся старенький тягач, волочивший фуру овощных консервов. Акимов подошел к Каширину, тронул его за плечо.
– Мы с тобой поедем на «Жигулях» вслед за грузовиками, – сказал он. – Тут недалеко.
– А куда ехать-то?
– Я покажу, – махнул рукой Акимов.
Сейчас ему было не до разговора. Он вернулся к «Жигулям», открыл заднюю дверцу. Величко, схватив за щиколотки ног тело Воронцова, волочил его к машине. Откуда-то из темноты выскочил Рогожкин и тут же нашел себе занятие. Стал помогать Величко запихивать мертвеца в багажник «Жигулей». Каширин почувствовал тошнотворный спазм в горле.
Он поднял голову кверху. Бездонное небо светилось голубыми россыпями неподвижных звезд. Спокойствие Млечного пути нарушал лишь мерцающий красный огонек.
…Это самолет «Аэрофлота» закладывал последний вираж над Оренбургом. Пассажиров уже попросили пристегнуть ремни. До посадки оставалось менее четверти часа. Этим рейсов в Оренбург прибывал Павел Литвиненко, его молодой помощник Сергей и еще пара «быков», вызванных на подмогу.
Едва самолет приземлился, Литвиненко и его спутники взяли частника. Пообещав двойной тариф, велели отвезти их к таможенному пункту. Литвиненко никуда не спешил. Он был уверен, что опережает Каширина как минимум на десять часов.
Водительские места в кабинах грузовиков заняли Рогожкин и Величко. За руль «Жигулей» сел Акимов, Каширин тряпкой стер кровь с переднего сидения и устроился рядом. «Жигули» шли впереди, за легковушкой следовали грузовики. Путь оказался не слишком долгим. Проехали по шоссе километр, свернули налево, под указатель «свиноферма».
Узкая асфальтовая дорога кончилась через пару километров. Дальше пошла ухабистая грунтовка. Вдали, у самого горизонта, светились мелкие огоньки. Других признаков жизни вокруг не наблюдалось. Каширин обернулся. На заднем сидении распласталось тело Гужа. Его голова тряслась, раскрытые глаза тоскливо смотрели на Каширина. От этого взгляда мертвеца становилось не по себе.
Проехали железобетонный забор, половина секций которого свалилась со столбов на землю. Миновали длинное полуразрушенное строение, напоминающее приземистый барак. Ворота в торцевой стене распахнуты настежь, стекла в узких окнах разбиты, рамы выломаны. За первым бараком стоял точно такой же, близнец первого. Дальше следовали какие-то сараи, лишенные крыш. Хибары без окон и дверей. Картину разрухи и запустения дополняли повалившиеся вдоль дороги телеграфные столбы.
– Здесь что, была война? – спросил Каширин.