Кукловод
Шрифт:
– Не трогай меня своими граблями, дурак, – женщина прерывисто дышала. – Отстань. Не трогай, морда пьяная. Отцепись. Фу, слюнявый. Фу…
Наконец, голоса стихли, возня прекратилась. Рогожкин посмотрел направо. Величко сидел, блаженно откинув назад голову. Его штаны были приспущены. Из-под сидения торчала всклокоченная женская голова.
– Молодец, молодец, – бормотал Величко. – Ты настоящая шпагоглотательница. Тебя надо в цирке показывать.
…Шоссе сделалась шире. Появились фонари и дорожные указатели. Значит,
Действительно, вдоль дороги вытянулся небольшой городок, сплошь пятиэтажки из светлого силикатного кирпича. Благополучно миновав освещенную изнутри будку дорожно-постовой службы, машины сбавили ход, выехали на главную улицу.
Женщина уже удобно устроилась на сидении, поправила платье и прикончила недопитую Величко бутылку вина. Она толкнула Рогожкина в бок и показала рукой куда-то вперед.
– Вот там меня выброси. Возле кафе «Светлячок».
– Будет сделано.
Величко полез за пазуху, зашуршал бумажками, сунул в женскую руку пару мятых.
– А ты не очень щедрый.
– Хватит с тебя.
Рогожкин, увидав неоновую вывеску «Светлячка», притормозил. Женщина спрятала деньги в лифчик, пролезла мимо Величко, распахнула дверь. На подножке остановилась.
– Если ты захочешь меня еще раз увидеть…
– Не захочу, – покачал головой Величко. – Хорошего понемножку.
– Но если захочешь… Мой телефон нацарапан на стене в сортире «Светлячка». Мужское отделение, первая от двери кабинка.
Женщина спрыгнула с подножки на асфальт, помахала зонтом.
– Я подумаю, – крикнул Величко и захлопнул дверцу. – Вот же сучка. Ломалась, ломалась… А теперь сама меня клеит. Думал, хоть в дороге бабы дадут отдохнуть.
Глава десятая
Полоса проливных дождей и ненастья кончилась где-то под Самарой. Низкие тучи медленно разошлись, в просветах яркого голубого неба заблестело солнце. Путь от Самары до Оренбурга прошли по сухой дороге, ровно, с короткими остановками возле придорожных закусочных.
Оренбург проезжали в конце дня, ближе к вечеру, когда в домах еще не зажигали свет. Каширину, прежде не бывавшему в этих местах, город ничем не запомнился. Он показался большим и плоским, полным деревянных домов старинной постройки. Вообщем, напоминал деревню, разросшуюся до невероятных размеров. Сейчас Каширина не занимала такая лабуда, как достопримечательности и красоты осенней природы.
Он, отвыкший долгими часами сидеть за рулем, чувствовал усталость в глазах. От этой усталости серая дорога меняла цвет, она вдруг темнела или, напротив, начинала светлеть, словно подсвеченная лампочками. Каширин видел по обочинам то, чего не мог видеть ни один человек: красные и зеленые горошины, фиолетовые пятна, похожие на синяки, странные желтые блики, напоминающие солнечных зайчиков. Он не хотел жаловаться Акимову на недомогание.
Хорошо, Каширин догадался купить в московской аптеке импортные глазные капли. Пару капель под нижние веки – и на время окружающий мир приобретал нормальные очертания, цвета и оттенки. За последний час Каширин уже дважды пускал капли в глаза.
Придерживая руль локтем правой руки, оттягивал вниз глазные веки, пальцами левой руки сжимал пластмассовый флакончик, стараясь, чтобы жидкость попадала точно под веко. Машину трясло на плохой разбитой дороге. Глазные капли часто пролетали мимо цели.
Когда проезжали городской рынок, Акимов сказал:
– Хочешь, остановимся. Купишь жене пуховый платок.
– У меня нет жены, – ответил Каширин. – Трагически погибла.
– Тогда самому себе купи платок, – засмеялся Акимов. – Вы все время мерзнешь ночами. Дрожишь во сне. На тебя даже смотреть холодно.
– А когда я смотрю на вас, у меня начинается изжога, – разозлился Каширин. – Я лучше соды куплю.
Когда выехали за городскую черту, ранний закат уже разрисовал небо багровым зловещим цветом. Впереди желтела плоская, уходящая к горизонту равнина. Акимов похлопал Каширина по плечу.
– Хватит мучиться. Давай я за руль сяду.
– Сейчас мое время, – упрямо покачало головой Каширин. – Не хочу сачковать.
– А я не хочу, чтобы ты в столб влетел. Не хватало машину разбить. Вот впереди поворот направо. Прямо за ним останови.
Каширин подчинился. Он пересел на пассажирское место, потер глаза кулаками. Глазные яблоки зудели под сжатыми веками. Похоже, он подцепил конъюнктивит или другую заразу. Только этого не хватало. За невеселыми мыслями Каширин задремал.
Он продолжал дремать, когда проехали мост через реку Урал. Вечером шоссе полностью опустело от машин. В половине девятого Акимов, смоливший сигарету за сигаретой, съехал на обочину, остановил машину. С левой стороны дороги на кривой железной ноге стоял указатель.
В серых сумерках еще можно разглядеть на нем улыбающуюся поросячью морду, нарисованную красной краской по трафарету. И даже прочитать надпись: «До поворота на свиноферму один километр». Каширин тряхнул головой, отгоняя дремоту. Хватит оттягиваться.
Акимов поставил на сидение дорожную сумку, развернул пакет с холодными котлетами, солеными огурцами и хлебом. Отвинтил крышечку термоса с чуть теплым кофе.
– Пожрем немного, – сказал он. – И покалякаем.
Каширин вытащил котлету, налил полстакана кофе. Глазная боль прошла, даже после бесконечной дорожной тряски он чувствовал себя бодрее.
– До границы остается хрен да маленько, – сказал Акимов. – Надо решить парочку вопросов. Собственно, проблема вот в чем. У меня в Казахстане остался один должок, который я намерен оплатить. Встретиться с неким Назаровым… И разобраться.
– А кто этот Назаров?
– Не важно. Просто один мудак, которому в жизни повезло больше, чем мне. Таким всегда в жизни везет больше, чем хорошим людям. Он живет примерно в ста километрах по ту сторону границы. План таков. Мы пересекаем границу, минуя таможенный пост.