Кукловод
Шрифт:
– Ты думаешь я не могу заставить тебя без внушения? Какая наивная куколка.
– Ты говоришь это почти ласково, так сильно возрождая во мне ощущение дежавю, ведь когда-то ты уже называл меня наивной и тогда я убедилась, что ты никогда не позволишь одержать над собой вверх. И зачем я пробовала сегодня? Я ожидаю чего угодно: сломанной шеи, твоих пальцев, которыми ты вцепишься мне в волосы и силой потащишь в кровать, даже могу предположить какой-то сюрреалистический вариант, когда ты поволочешь меня за ноги, но никак не ожидаю того, что ты делаешь на самом деле.
Сначала ты просто касаешься кончиками пальцев моих губ. Я удивленно приоткрываю их, не понимая, что вообще ты делаешь. Иногда мне кажется, что я лучше бы приспособилась к твоей “маньячной”
– Что ты…
– Тшшш.
– Ты не даешь мне договорить, прижимая указательный палец к моим губам.
– Помолчи.
И я покорно замолкаю, все-таки посчитав, что, наверное, не стоит так противиться твоей попытке помириться и загладить утреннюю неловкую ситуацию. Если ты говоришь, что с Элайджей все нормально, значит так оно и есть… наверное. Все мысли вылетают с моей головы, когда ты целуешь меня в шею, скользишь языком по груди, рвано вздымающейся и опадающей над красной тканью лифчика, проводишь руками по талии, посылая по позвоночнику табун мурашек, скользишь пальцами ниже, отодвигая ткань трусиков, проводя по складкам плоти и удовлетворенно усмехаясь, ощутив насколько я уже влажная там.
– Моя маленькая порочная девочка.
– Ты выдыхаешь мне это в губы, обжигая кожу горячим дыханием, заставляя меня почувствовать на языке привкус горького виски и соленую нотку крови. И я окончательно капитулирую, притягивая тебя ближе, молчаливо пытаясь показать, чего именно я хочу. Ты отодвигаешься на мгновение, смотришь мне в глаза так пристально, не переставая ласкать меня пальцами, просто наблюдая, как остро я реагирую на каждое твое движение, на прикосновение к самой чувствительной точке, на ощущение твоих пальцев глубоко во мне. Я, наверное, выгляжу как последняя грешница, откинув голову назад, судорожно хватая воздух приоткрытыми губами, с растрепанными волосами и покрытым испариной телом, но сейчас меньше всего меня волнует мой внешний вид, поэтому я снова тянусь к твоим губам, позволяю тебе увлечь меня к кровати…
Спустя несколько мгновений ты кладешь меня на прохладные простыни, целуешь в ключицу, покрываешь чередой поцелуев шею, прикусываешь мочку уха и шепчешь совсем тихо:
– Видишь, можно обойтись и без внушения. Спокойной ночи, моя сладкая, наивная девочка.
– С этими словами ты одариваешь меня отцовским поцелуем в лоб, быстро скидываешь свою обувь, отворачиваешься от меня, укрываешься с головой и умиротворенно сопишь, то ли имитируя спящего, то ли действительно погружаясь в младенческий сон. Я несколько минут тупо смотрю в черный потолок над головой, а потом потрясенно хмыкаю, пытаясь глубоким дыханием унять безумное неудовлетворенное возбуждение, все не желающее покидать мое тело.
– Я тебя ненавижу!
– С этими словами я разворачиваюсь к тебе спиной и почему-то мне отчетливо чудится издевательский смешок, разносящийся с другой стороны кровати…
Примечания:
* - Ma chere - моя дорогая;
** - fille - девочка;
*** - monsieur - месье
========== Глава 33. В ожидании перемен ==========
Япония, Токио, 2020 год, май, 02.32
– Это было жестоко, между прочим.
– Ты отвлекаешься от повествования, снова перенося мои мысли из прошлого в настоящее. Сейчас ты сидишь перед зеркалом, всматриваясь в черный силуэт, отражающийся в нем. Иногда ты проводишь по стеклу кончиками пальцев, склоняешь голову из стороны в сторону, немного отстраняешься, чтобы позволить лунному
– Я изменилась, Клаус?
– Твой вопрос неожиданный, он заставляет меня напрячь зрение, чтобы различить каждую черточку твоего лица, каждую линию. Но спустя мгновение я отворачиваюсь от твоего отражения, потому что мне нет необходимости смотреть, чтобы вспомнить цвет твоих глаз или линию губ. Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Поэтому я просто пожимаю плечами и подхожу к распахнутой балконной двери. Воздух тяжелый и пахнет пылью, вполне возможно скоро пойдет дождь, поэтому я вдыхаю полную грудь и отвечаю, так и не смотря на тебя:
– Ты же знаешь, что нет. Ты выглядишь как прежде, все той же семнадцатилетней девочкой.
– Мне двадцать семь, Клаус. Уже двадцать семь.
– Ты усмехаешься грустно и как-то отчаянно. Я не вижу этого, просто чувствую. Я знаю, что с каждым прожитым днем твой внешний вид только сильнее гнетет тебя, заставляет вспомнить, что время идет, а ты никогда не изменишься, никогда не обретешь то обычное счастье, которое люди находят в семье, материнстве и даже, в каком-то роде, в старости. Тебе всегда будет семнадцать и с каждым годом отражение в зеркале будет отталкивать все сильнее. Уж я-то знаю. Ты прерываешь мои мысли и добавляешь: - И я спрашиваю не об этом. Я просто хочу знать, есть ли смысл мне продолжать. Сейчас, вспоминая всю нашу жизнь, мне иногда кажется, что тебе нравилась та Кэролайн, другая. Та девчонка, которая боролась за миражи, которая так отчаянно сопротивлялась тебе, которую тебе нравилось дергать за нитки, лепить по своему подобию. А я изменилась, ведь так?
– Да, наверное. Но дело не в твоем поведении, не в том, какой ты была и какой стала. Мы были разными и тогда, и сейчас. Мы никогда не понимали друг друга. Никогда не позволяли объясниться. А ведь все могло быть проще. Все могло сложиться не так.
– Я говорю тихо, а ты ничего не отвечаешь, позволяя мне самостоятельно вспомнить некоторые моменты в Париже.
Я помню, что на следующее утро после той ситуации, когда я так коварно заставил тебя заснуть, я проснулся от ощущения твоих губ, скользящих у меня по шее, груди, животу. Ты, заметив, что я уже не сплю, поднимаешь на меня взгляд, ухмыляешься злорадно и быстро поднимаешься с кровати, скрываясь в ванной комнате без единого слова. Кажется, именно в тот момент я понимаю, что ты способна ответить мне той же монетой, что незримо ты изменилась.
– Глупо сожалеть о прошлом, мы не в силах его изменить. Но я хочу рассказать дальше, потому что ты впервые разрешаешь мне высказать все, что накопилось внутри. Если бы ты еще верил моим словам… - Наши глаза встречаются в отражении. В темноте они кажутся черными и бездонными, и я вижу, как ты кривишь губы, как будто осуждая меня за недоверие. Тебе ли судить меня, Кэролайн? Ведь и ты никогда не открывалась мне полностью, никогда не рассказывала мне о своих мечтах и страхах, планах и желаниях, потому что не верила, что я смогу понять, потому что никогда не понимала насколько сильно я боюсь впустить тебя в свою жизнь окончательно, каких безумных сил мне стоило каждый раз то сближаться с тобой, разрушая стены, то возводить их заново, только чтобы не сойти с ума, не столкнуться снова с предательством и равнодушием.
– Мне нужны не слова, а действия. Я верил тебе когда-то. До нашего первого посещения Мистик Фолс, когда ты, наплевав на все, бросилась в объятия Деймона. Я верил тебе вновь, пока ты не нарушила слово, пока не показала, что совершенно не знаешь меня.
– Не торопи события. Я сама расскажу об этом. Мое время еще не прошло.
– Ты отходишь от зеркала, подходишь ко мне, тоже вдыхая этот такой особенный раскаленный воздух, который свидетельствует о скором ливне, рассеянно, как будто сама себе произносишь “когда я ушла впервые тоже начинался дождь”, а потом вздрагиваешь, обхватываешь себя руками за плечи и продолжаешь холодно и отстраненно, и кажется, что тебя здесь нет, что ты где-то там, в другом времени, в далеком Париже.