Кукловод
Шрифт:
Кинжал выходит легко, как нож из масла, и я спешу отстраниться, ведь нужно успеть вытащить оружие еще и из твоих братьев, пока Ребекка не очнулась. Я, конечно, малодушная и трусиха, но первую бурю я предпочитаю переждать где-нибудь подальше. Не стоит забывать, что из всех присутствующих в этом доме, я единственная, кого можно убить окончательно.
***
Япония, Токио, 2020 год, май, 02.02
– А я говорил, что идея глупая. Это принесло только проблемы.
– Я тяжело вздыхаю, пытаясь абстрагироваться от твоих поцелуев, на которые ты отвлеклась.
– Ничего подобного. В итоге у тебя есть любящая семья. И у меня она есть. Я, конечно, никогда не мечтала о друзьях-психах, но что поделаешь. Это еще один повод, чтобы ты наконец-то согласился, что я тебе нужна. Не каждую девушку одобрит Бекка. Я добилась
– Ты говоришь медленно, часто прерывая слова чередой коротких, влажных поцелуев. Я ощущаю твои прохладные губы на груди, потом ты проводишь языком по животу, ниже, к основанию джинсов, я ощущаю, как твои пальцы касаются возбужденной плоти сквозь ткань, и задаю наиболее интересующий меня вопрос, пока еще в состоянии говорить:
– Где ты провела четыре месяца?
– Ты вздыхаешь, поднимаешь голову так, чтобы наши глаза были на одном уровне и шепчешь:
– Ты все-таки хочешь говорить? Тебе мало того, что я признаю свою зависимость от тебя? Ладно. Но торопить события мы не будем. Вспомним месяцы, которые я прожила с твоей семьей. Или лучше припомним твою необоснованную ревность меня к твоему брату? Впрочем, давай по порядку… - Ты отстраняешься и снова погружаешься в воспоминания, а мне ничего не остается, кроме как покорно выслушать о тех событиях, которые едва не привели нас к фатальному концу…
========== Глава 28. Красным по белому ==========
У меня приступ психоделического настроения, поэтому глава получилась слегка странной. Сразу прошу прощения.
Франция, Париж, 2012 год, декабрь
Утро перед Рождеством начинается для меня с внезапного пробуждения от пронзительных криков, раздающихся где-то внизу. Сначала я с ужасом думаю, что это ты, ведь твои привычки не меняются, и ты до сих пор часто питаешься живыми людьми, хотя и не заставляешь делать это меня, по молчаливому компромиссу, установленному нами. Но потом я осознаю, что ты никогда бы не сделал этого сегодня, в день, когда мы впервые решили не игнорировать праздник Рождества. Поэтому я устало откидываюсь на подушки, протираю болезненно покрасневшие глаза и сжимаю пальцами виски, стараясь избавиться от пульсирующей боли в голове, которая ярко напоминает о бессонной ночи, проведенной в безумии и какафонии “знакомства” с твоей семьей. Честно говоря, я всегда думала, что ты преувеличиваешь, когда говоришь, что твои родственники - чокнутые социопаты, но эта ночь развеяла все мои сомнения, и я с ужасом думала о гостиной на первом этаже, которая сейчас напоминает огромную свалку, с многочисленными вмятинами в стенах и ковром из деревянных щепок, совсем недавно бывшими дорогой мебелью. На меня обратили внимания лишь когда с потолка свалилась огромная люстра и хрустальной россыпью усыпала мрамор пола, чем окончательно закончила последние штрихи в картине массового разрушения. Ты представил меня просто “Кэролайн”, никак не обозначив мое место ни в этом доме, ни в твоей жизни. Ребекка сразу усмехнулась, и было столько оскорбительно в этой усмешке, что я уже открыла рот, чтобы ответить хотя бы какой-то банальной колкостью, но меня прервал Элайджа, тем самым избавив от позора. Ведь действительно, что бы я сказала? Кто я тебе? Я ведь сама этого не знаю.
Я встряхиваю головой, чтобы прогнать воспоминания, и прислушиваюсь к женскому визгу, который уже звучит фальцетом, режа слух. Интересно, кто это так развлекается? Я тяжело вздыхаю, потому что ничем не могу помочь. Я мирюсь с твоими привычками и пристрастиями твоей семьи, ты же позволяешь мне сохранять душевное равновесие и питаться донорской кровью.
– Проснулась? Доброе утро.
– Ты выходишь из ванной, протирая полотенцем влажные волосы, и я невольно улыбаюсь, так трогательно ты выглядишь сейчас.
– С Рождеством.
– Ты недовольно хмуришься, и я заливаюсь веселым смехом, настолько тяжело дается тебе это простенькое поздравление.
– Вообще-то правильнее поздравлять завтра утром или хотя бы сегодня ночью, но все равно спасибо. Тебя тоже с Рождеством.
– Я обнимаю тебя за шею, целую в губы, провожу рукой по мокрым прядям на затылке, но резко отстраняюсь, когда крик внизу сменяется звуком битого стекла.
– Хм, там что еще осталось что-то бьющееся? И вообще, Клаус, может можно как-то попросить их, чтобы они… не мучили их так.
–
– Я попробую, Кэролайн. Но не обещаю. Я не могу изменить их и не хочу. Пойми меня правильно, для меня это более понятно, чем твое упорное желание питаться кровью из пакета.
– Ладно, давай не будем говорить об этом. Пожалуйста. Я не хочу дискуссий сегодня. Пойдем поздороваемся, что ли?
– Я вымученно улыбаюсь, поднимаюсь с кровати и неспеша одеваюсь, оттягивая момент очередной встречи с твоей семьей.
***
Красное на белом. Узоры, зигзаги, полосы, символы и вычурные иероглифы. Вся стена - красное на белом - возможно и красиво, какой-то извращенной красотой, безумной и жестокой, но я не могу оценить художественные способности твоей сестры, потому что к горлу подкатывает тошнота, и я зажимаю нос пальцами, чтобы не чувствовать этот горько-соленый запах крови, которую Ребекка использовала вместо краски. Она сидит на корточках, длинными пальцами сжимая руку девушки, которая лежит у ее ног, невидящим взглядом смотря в потолок. Твоя сестра водит окровавленным запястьем жертвы по снежной белизне стены, и тонкие потеки складываются в древние руны, слова, которые мне не суждено понять. Я лишь смотрю на плавные линии зачарованно, смотрю на платье Ребекки - красное на мраморной бледности кожи, на рубиновые брызги на светлых локонах. Она - это ты. Твое воплощение, твой образ и твое подобие. Твоя сестра. Кукла. Я знаю, что когда-то она была иной, но сейчас она такая, как хотел ее видеть ты. И эта стена, белая когда-то, сейчас переливается розовым, красным, алым, рубиновым и пурпурным - пороком и ненавистью. Твоим цветом. Твоими эмоциями, которые ты укоренил в своей сестре. И сейчас мне хочется плакать, потому что я вижу в Ребекке твое воплощение и, кажется, даже слышу твой хриплый голос, которым ты когда-то увещевал меня, что я хищник, и я должна получать удовольствие от смерти и агонии невинной жертвы. И я получала, я тоже рисовала красным на былых белых и правильных принципах, но больше я так не делаю. Я достаточно сильна, чтобы сама сделать выбор. Поэтому я вырываю руку из твоей ладони и произношу надтреснутым голосом:
– Я не хочу быть здесь. Попроси ее не делать так, хотя бы в моем присутствии!
– Как “так”? Она пролежала в гробу десятилетия, Кэролайн, неудивительно, что она голодна.
– Ты смотришь на меня непонимающе, а я боковым зрением ловлю взгляд Ребекки, вижу, как она кривит алые губы и молчит. Она знает тебя, лучше, чем я. Она любит тебя слишком зависимо. Она нуждается в твоем абсолютном внимании и не хочет, чтобы в вашу семью вмешивался кто-то посторонний.
– Она не ест! Ты что не видишь?!
– Я говорю тихо, но пытаюсь передать интонациями всю мольбу, которую мне хотелось бы прокричать. Ты ведь обещал, что защитишь меня, но сразу же становишься на сторону сестры, показываешь ей, что я просто игрушка, что не стою внимания и не имею права голоса.
– Доброе утро. Ник, проблемы? Помнишь, мы так часто делали раньше. Мне вспомнилось почему-то, вот я и решила занять утро, пока ты не проснулся и не отвез меня в магазин. Ты ведь не против? Или смыть?
– Ребекка улыбается тебе ласково, склоняет голову набок, и я знаю, что ты ни за что не будешь перечить ей. Не в этом вопросе. Коварная сука.
– Нет, как-нибудь потом смоем. Благо, стены сейчас моются крайне легко. Поехали по магазинам, нужно подобрать тебе что-нибудь более современное. Кто еще едет?
– Кол и Финн, благодаря тебе они тоже выглядят не совсем в рамках времени. Пойду позову их.
– С этими словами она скрывается в боковом коридоре, а ты наконец-то переводишь взгляд на меня.
– Что с тобой? Как ты можешь?
– Я стараюсь тебя понять. Честное слово. Но не могу, потому что сейчас и ты тоже оставляешь меня одну, предаешь мою веру. Я ведь прошу совсем немного.
– Перестань, куколка. Ничего страшного не произошло. Не становись такой занудой.
– Я грустно ухмыляюсь. Ну вот, я снова куколка, снова просто игрушка.
– Ты поедешь с нами?
– В твоих глазах я вижу искреннюю просьбу, но сейчас я не в силах делать услуги, слишком разочарованная твоим поведением, поэтому молча мотаю головой из стороны в сторону, разворачиваюсь и ухожу, стирая с щек соленые капли слез…