Кукловод
Шрифт:
– Я никогда не считала тебя плюшевым, Клаус. Я не настолько глупа. И нет, мне не жаль Элизабет. Честно говоря, мне нравится, когда она злится, - я говорю совсем тихо, ты же улыбаешься, кладешь одну руку мне на спину, заставляя еще ближе прижаться к тебе, не оставляя между нашими телами и дюйма.
– И кто тут еще жестокий. Маленькая злюка, - я не успеваю ничего ответить, потому что ты накрываешь мои губы своими, резким движением скидываешь со столика, стоящего рядом, стакан с виски и книгу, которую я читала. Ты обхватываешь меня за бедра и усаживаешь на него, яростно покрывая шею чередой поцелуев, оставляя багровые следы, метки, свидетельствующие об исключительно твоем праве на обладание моим телом. Ты срываешь платье небрежно, не трудясь возиться с десятком мелких пуговок на спине, и они громко стучат, падая на деревянную поверхность столика и мрамор
– Снова планируешь просто уложить меня спать?
– Нет. Совсем нет, - ты отрицательно покачиваешь головой, как-то рассеяно улыбаешься и целуешь меня. На этот раз трепетно, едва касаясь. Впрочем, нежность длиться недолго, спустя мгновение наши объятия снова становятся безумными, яростными. Последняя моя связная мысль касается нашего недавнего разговора и обещанных тобою перемен. Я их не замечаю, ты как прежде разный и непонятный. Может быть, так лучше.
***
С каждым днем обстановка в нашем доме накаляется все сильнее. Элизабет принимает все более кардинальные меры, чтобы завоевать твое внимание. В этом ей активно помогает Ребекка, постоянно упрашивая тебя ездить с ними на прогулки и проводить совместно едва ли не целые дни. Твоя сестра достойная драматическая актриса и талантливейший манипулятор, ведь всякий раз, когда ты отказываешь ей в очередной нелепой просьбе или - упаси Боже!
– проводишь время со мной, она устраивает такой жалостливый спектакль, что мне остается лишь завидовать столь отточенному мастерству привлекать внимание. Ребекка - твоя слабость. Ты не отрицаешь этого, а я не могу тебя винить, я еще очень хорошо помню, что такое болезненная зависимость и желание угодить любой ценой, как было когда-то у меня с Деймоном.
Вчера мы поссорились из-за какого-то нелепого пустяка, поэтому утром, когда я спускаюсь на первый этаж, ты даже не поворачиваешь ко мне головы, о чем-то увлеченно разговаривая с Элизабет. Она улыбается и держит руку у тебя на колене. Возможно, я бы посмеялась над такой явной детской демонстрацией, как с твоей, так и с ее стороны, если бы это не было настолько неприятно и обидно. Никогда мы с тобой не научимся решать проблемы мирно, не пытаясь в ответ сделать друг другу больно. Никогда.
Я молча прохожу мимо, а спустя полчаса узнаю у Блайт, что ты вместе с сестрой и ее подружкой уехал куда-то на целый день. Обида больно клокочет в горле, жжется в сердце и печет невыплаканными слезами, поэтому я спешу скрыться в темной библиотеке, где можно сесть в уголке, прижать колени в груди и в очередной раз молча зализать раны.
***
Наступает вечер. Я определяю это, наблюдая за уже совсем короткими солнечными лучами, которые изредка попадают в комнату сквозь зазоры в задернутых шторах. Я бросила попытки читать уже давно, мысли не дают сосредоточиться, поэтому провожу весь день в тягучем и праздном безделье.
– Не помешал?
– я вздрагиваю, застигнутая врасплох, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Элайджей. Его тоже не было весь день, и теперь я радостно улыбаюсь, ощущая, как медленно с моего тела стекает напряжение, заменяясь спокойствием и умиротворением.
– Конечно, нет. Что там с домом? Узнал?
– У Ребекки день рождение через пять дней. Не знаю, какое тысячелетие ей исполняется, но это какой-то очень важный юбилей, плюс к этому тебе хочется сделать праздник грандиозным, учитывая, что несколько десятилетий твоя сестрица была не в состоянии ничего отмечать. Я знаю, что ты и твои братья решили подарить ей дом или же, правильнее сказать, очень-очень большой дом в Тулузе - городе, который ей так нравится. Именно по этому поводу сегодня отсутствовал Элайджа.
– Хорошо. Он большой, дорогой и кричаще-вульгарный. Сестра будет в восторге, - я усмехаюсь, немного двигаясь и давая Элайдже место на небольшом диване. Как только он садится, я кладу голову ему на плечо. Сейчас я уже спокойна, зная, что твой брат никогда не оттолкнет меня, а вот месяц назад, когда я впервые так сделала, я даже боялась дышать, потому что опасалась, что Элайджа неправильно поймет, посчитает, что я чересчур перехожу границы нашей хрупкой дружбы. Но он продолжил разговор, как ни в чем не бывало, давая мне разрешение в такие редкие моменты вспоминать, что такое человеческая теплота, дружеское участие и забота.
– Завтра утром мы с Никлаусом едем смотреть его. Нас не будет один день.
– Я понимающе киваю, потому что знала
– Уже завтра? Хорошо.
– Ты не передумала?
– Элайджа внимательно смотрит на меня, а я только тяжело вздыхаю и отвечаю:
– Ты же знаешь, что нет. Я останусь. Все будет хорошо.
– Что-то произошло пока меня не было?
– С чего ты взял?
– Я удивленно приподнимаю голову, смотря Элайдже в глаза. Я ведь считала, что вполне удачно скрыла свою обиду из-за твоего утреннего поведения.
– Хм, скажу банально: я ведь тебя знаю, - я улыбаюсь грустно и позволяю себе еще большую вольность - кладу голову Элайдже на колени. Он и в этот раз не возражает, хотя я знаю, что из-за моего упорного желания иметь хотя бы одного друга, твой брат постоянно ссорится с тобой, окончательно испортив ваши и без того натянутые отношения.
– Все как обычно. Он в очередной раз демонстрирует мне, что может делать все, что вздумается, а мои чувства его не волнуют, - Элайджа не отвечает ничего, и я благодарна ему. Это не та ситуация, в которой стоит проявлять напускное сочувствие или говорить банальное “все будет хорошо”. Он просто медленно гладит меня по плечу, и я не замечаю того момента, когда проваливаюсь в спокойный и безмятежный сон…
***
– До кровати не успели добраться? Или у вас такая идиллия, что и на крохотном диване неплохо?
– Я широко распахиваю глаза, первое мгновение не в силах разобрать где я и что происходит. Потом мне удается сфокусировать взгляд на тебе, и я быстро поднимаюсь, осознавая, что ты застал меня спящей на коленях твоего старшего брата. Хотя “застал” звучит неправильно, ведь, в конце концов, мы никогда не делали и даже не задумывались о чем-либо предосудительном.
– Никлаус, ты когда-нибудь научишься думать, перед тем, как говорить? Прожив столько лет, можно было научиться не делать нелогичных, эмоциональных выводов, - Элайджа рассеяно разглаживает брюки, которые измялись из-за меня. Его голос спокоен, уверен, а у меня кровь стынет в жилах, потому что я чудесно знаю, насколько ты не любишь, когда тебя поучают, даже если это делает твой старший брат. И ты действительно сжимаешь кулаки и шипишь сквозь зубы:
– Куколка, в комнату, - это звучит оскорбительно. Как команда собаке. И страшно, до безумия. Потому что я знаю, что не могу ослушаться, ведь будет только хуже. Но и оставить Элайджу расплачиваться за мою ошибку одного я не могу, поэтому шумно втягиваю воздух и тихо бормочу:
– Я не уйду.
– Ты оказываешься возле меня за сотую долю секунды, дергаешь за руку с такой силой, что я диву даюсь, как еще все мышцы не разорвались и, приблизив лицо вплотную к моему, произносишь тихо, но очень четко:
– Проклинаю тот день, когда мне пришла бредовая идея впустить тебя в свою жизнь. Лучше бы я никогда не встречал тебя. В комнату!
– Ты делаешь ей больно, - Элайджа уверенно берет меня за руку, и ты, к моему удивлению, разжимаешь свою стальную хватку. Боль в руке прекращается, но ты смотришь на меня с таким презрением и отвращением, что я действительно верю, что тебе жаль, что я появилась в твоей жизни.
– Кэролайн, иди в комнату. Иди, - Элайджа легонько подталкивает меня к выходу, и я только сильно-сильно, до белизны, сжимаю губы, чтобы не расплакаться и не упасть перед вами на колени, умоляя вас вспомнить, что вы братья, одна семья и кровь. Ну, почему ты не можешь понять, что я не могу отказаться от Элайджи, от единственного человека, который помогает мне сохранить свое собственное “я”? Но ты не смотришь на меня, а Элайджа решительно кивает, и я знаю, что он не позволит мне остаться, в очередной раз спасая меня от твоего гнева. Как только я оказываюсь в холле, и дверь за моей спиной захлопывается, я слышу оглушительно-громкий звук битого стекла, раздающийся из библиотеки. Мне хочется кричать, потому что это я виновата в этой вашей нелепой драке, в ваших ссорах и противостоянии. Быть может лучше, если бы меня действительно не было в твоей жизни и жизни твоей семьи?