Кукловод
Шрифт:
========== Глава 8. Благодаря тебе я полюбила Париж ==========
Мне снился волшебный сон. Казалось, что я действительно ощущаю, как чьи-то губы целуют мои веки, щеки, легонько прикасаются к моим губам. В этих невесомых касаниях столько нежности и доброты. Я не помню, чтобы Деймон когда-либо был таким. Именно поэтому этот сон столь ценен для меня, и я с радостью отдаюсь ощущениям, которые дарят теплые губы, целующие меня.
– Деймон…
Я просыпаюсь, когда ты резко отталкиваешь меня от себя. Я недоуменно протираю глаза, не понимая, что произошло. Тело
Ты не смотришь на меня, резко дергая ткань рубашки, то ли пытаясь разгладить ее, то ли разорвать. Сейчас ты такой растрепанный, и я неосознанно улыбаюсь, настолько сильно ты похож сейчас на мальчишку, который вот-вот начнет протирать глаза и зевать. Правда на разозленного мальчишку…
– Доброе утро.
– Угу… Доброе, - ты наконец-то поднимаешь взгляд на меня, и я резко сажусь на кровати, всматриваясь в твое лицо.
В твоих глазах я вижу… Обиду? Боль? Но почему? Неужели ты вообще способен на столь человеческие эмоции? Неужто кто-то или что-то может причинить тебе боль?
– Что случилось?
– Я не замечаю, как нервно дрожит мой голос. В то время это еще не забота о тебе, нет. Просто я привыкла к твоей силе, и твоя неуверенность пугает меня.
– Случилось? Ничего. Вставай уже! Ты постоянно спишь. Сколько можно?
– Ну вот, теперь я узнаю тебя. Раздраженные интонации, яростно пылающие глаза, крепко сжатые губы… И за что ты так ненавидишь меня?
Ты выходишь, оглушительно громко хлопнув дверью. Здравствуй, новый день! Сегодня мне снова будет не скучно.
***
– Итак, Эйфелева башня является символом для французского народа, их гордостью и одной из основных достопримечательностей. Если же говорить об архитектуре… - Черт. Черт! Черт!!! Я больше не могу тебя слушать. Мы поднимаемся по многочисленным лесенкам башни уже более получаса. Вокруг снуют туристы, и эта давка сводит меня с ума. Мало мне этого, так ты еще решил поиграть в профессора и теперь читаешь мне лекцию, сдобряя тонны информации ненужными датами, именами и абсолютно непонятными мне словами. Ты говоришь абсолютно сухо и монотонно, старательно пытаясь не встречаться со мной взглядом. Если же все-таки наши глаза встречаются, то ты кривишься так, как будто целиком проглотил лимон. Что вообще сегодня происходит?
– Клаус… - мы смотрим на раскинувшееся внизу великолепие, но ты все продолжаешь бубнить, поэтому я решаюсь прервать тебя.
– …с Эйфелевой башни можно также увидеть такие здания, как…
– Клаус!!!
– Я повышаю голос и начинаю подумывать о том, чтобы сбросить тебя вниз. Может хоть это прекратит твою тираду?
– …до 1991 года…
Упрямый осел! Я столь зла, что не думаю, когда хватаю тебя за руку и прокусываю запястье. Ты выдергиваешь ладонь и яростно шипишь сквозь зубы, оглядываясь по сторонам.
– Что ты творишь?
– Есть хочу. Но у тебя избирательная глухота, как я вижу, поэтому приходится привлекать твое внимание другими способами.
– Вон стоит сочный, наверняка вкусный мальчик.
– Что ты несешь? Что с тобой сегодня?
– Я срываюсь на крик, не понимая, что вообще происходит.
– А с тобой?
– Ты уходишь, снова оставляя меня в недоумении.
***
– Можно?
– Я стою на пороге огромной библиотеки. Уже ночь, после возвращения домой я больше тебя не видела. Самое странное, что я так и не смогла заснуть, я слишком привыкла, что ты заходишь ко мне по вечерам.
– Нет, - ты сидишь в кресле возле камина и что-то читаешь. И что мне теперь делать? Я рассчитывала на положительный ответ.
– Я хотела сказать… пожелать… спокойной ночи, - я уже разворачиваюсь, чтобы скрыться за дверью и забыть о своем стыде.
– Стой. Иди сюда, - ты откладываешь книгу и смотришь за тем, как медленно я приближаюсь к тебе. Когда я оказываюсь совсем близко, ты берешь меня за руку и усаживаешь к себе на колени.
– Ты ведь больше не пьешь вербену, как прежде? Знаю, что не пьешь.
– Ты говоришь это так задумчиво, как будто сам себе, но я испуганно дергаюсь, пытаясь вырваться из твоих стальных объятий.
– Не делай этого, пожалуйста.
– Что не делать, куколка?
– Не внушай мне. Не забирай у меня последние крупицы свободы. Я прошу тебя, - ты так ласково стираешь с моей щеки слезинку, которую я не успела стереть. Сколько же в тебе крайностей, разностей, граней…
– Тебе ведь будет так легче, девочка. Ты сможешь забыть о семье, друзьях,
Деймоне Сальваторе. Ты сможешь быть свободной и счастливой. Сможешь начать другую жизнь.
– Я не хочу. Умоляю тебя. Не забирай у меня то, что заставляет меня жить и дает силы. Клаус… - Ты держишь мою голову в ладонях, не позволяя отвести глаз, скрыть слезы. Ты целуешь меня в лоб, а потом тихо шепчешь какие-то слова…
Лишь через многие годы я вспомню эту ситуацию, а тогда я очнулась уже у себя в комнате, абсолютно не помня о том, что произошло в библиотеке. Зато ты оставил мне воспоминания о доме и близких… Тогда я считала, что так лучше.
***
– Сто тридцать пять, сто тридцать шесть… Что ты делаешь, Клаус? Мы идем уже два часа.
– Мои глаза завязаны черной тканью, ты держишь меня за руку и заставляешь считать каждый шаг.
– Не два часа, а две минуты, - я чувствую, что ты улыбаешься. Знаю, что сейчас на твоих щеках появились ямочки.
– Я устала.
– Какой-то ты хилый вампир, девочка. Нужно заняться твоей физической подготовкой. Не отвлекайся, считай.
Когда счет доходит до тысячи, ты наконец-то останавливаешь меня, снимаешь повязку и перед моим взором предстает то место, которое я видела на одной из картин, висящих в твоей библиотеке. Тогда я сказала, что очень хотела бы побывать здесь. Это старое поместье, так напоминающее мне древние постройки моего родного Мистик Фолс. Все здесь утопает в зелени, и после многочисленных узеньких парижских улочек, выложенных камнем, это место кажется мне самым волшебным в мире.