Кукольных дел мастер
Шрифт:
Лючано последовал за Эдамом. Голем двигался, кренясь на левый бок и с трудом сохраняя равновесие. Правая нога его почти не гнулась. Из тела торчали куски металла и пластика: все, что псевдо-плоть не успела или не смогла до конца переработать. Шаги изрядно потяжелевшего существа гулко сотрясали тоннель.
Дойдя до бокового прохода, голем опустил детей на пол.
— Идите вперед. Я — за вами. Здесь опасно. Поторопитесь.
Мелодичный голос Эдама сделался сухим и черствым, как корка вчерашнего хлеба. Фразы он рубил сухо и коротко, по-солдатски. На длинные периоды
Протиснувшись между големом и стеной, Лючано обогнал Эдама и пристроился рядом с близнецами.
— Зачем вы это сделали?!
Прежде чем ответить, юные гематры одарили спутника красноречивыми взглядами. Кукольник вздохнул, молча признавая глубину своего интеллектуального несовершенства. В награду за признание он получил целый ворох ответов. Даже странно, что такой гвалт производили всего двое, перебивая друг друга:
— Мы устроили аварию!
— С помощью Эдама!
— Мы знали, что он станет нас спасать!
— С вероятностью 89,3%…
— И разломает шлюз!
— С вероятностью 86,2%…
— Теперь «Герсилию» нельзя отстрелить…
— А она заминирована!
— Опасность!.. угроза взрыва…
— ЦЭМ будет вынужден подать сигнал о помощи…
— Сигнал засекут, и сюда прилетят спасатели…
— С вероятностью 79,5%…
— Мы все правильно рассчитали!
«Учитесь, музыканты-диверсанты! Учитесь, легаты ВКС Помпилии! Без всякого эксплонита или этой, как ее… Интересно, ЦЭМ уже отбил сигнал бедствия? Не опоздают ли спасатели? Ох, чует моя старая задница: в „Шеоле“ запахло жареным. Деточки тому весьма поспособствовали…»
— Вы же могли погибнуть!
— Риск находился в пределах допустимого.
— И что, вам совсем не было страшно?
— Ну, было…
Близнецы потупились. Давид шмыгнул носом. Оба выглядели, как обычные нашкодившие сорванцы, которые сообразили, во что чуть не вляпались. Но впечатление лгало: гематры знали все заранее. Многие ли взрослые отважились бы на их месте рискнуть собственной шкурой?
— Нам налево.
Лючано не сомневался: дети прекрасно помнят один раз увиденную схему «Шеола». Уж они-то точно не заблудятся. Над первой же дверью за поворотом красовалась табличка: «Лазарет № 2. Мужской сектор». Дверь была открыта. Не здесь ли обретается Антоний? Кукольник на миг задержался — и услышал лязг металла за спиной.
Голем стоял посреди коридора. С ним творилось непонятное. Казалось, гигантский ёж-мутант решил избавиться от своих игл; переродиться в иное существо. От Эдама отваливались, со стуком падая на пол, «непереваренные» куски стали, обломки металлопласта и термосила. Из язв, открывшихся на их месте, сочилась белесая жидкость.
— Эдам?! Что с тобой?
Содрогаясь от омерзения, Тарталья сделал шаг навстречу.
— Мой ресурс закончился. Не надо смотреть. Это… неприятно.
Слова голема звучали спокойно и доброжелательно.
— Ему можно помочь?! — Лючано обернулся к близнецам.
— Нет. Он уже совсем старенький.
«Големы долго не живут. Сорок-пятьдесят лет, не больше…»
Эдаму было сорок шесть. Наверное, если бы не самоубийственная выходка близнецов, он протянул бы еще года два-три. Но экстремальный режим спасения исчерпал его силы. Выложившись полностью, без остатка, голем умирал.
— Мы забыли… не учли…
Джессика всхлипнула и закрыла лицо руками. Давид продолжал смотреть на разваливающегося голема. Глаза мальчика подозрительно блестели, но он держался. Эдам пошатнулся и медленно опустился на пол. Не упал — сел. Потом лег на бок, свернувшись калачиком. Вокруг него растекалась дурнопахнущая лужа.
— Это неприятно, — еле слышно повторил голем. — Отвернитесь.
Он ни к кому конкретно не обращался. Словно разговаривал сам с собой. И вдруг прежним, ясным голосом произнес:
— Синьор Борготта, позаботьтесь о детях. Я прошу вас. Они должны выбраться отсюда. Мне больше не к кому обратиться. Вы обещаете?
Лючано с усилием проглотил ком, подступивший к горлу. Глупо жалеть о нечеловеке. Глупо и смешно. Кукольник, ты — сентиментальный дурак, такие долго не живут…
— Да. Обещаю.
Если б он еще знал, как сумеет выполнить обещание. Ничего он не знал. Ничего. Кроме главного: слово надо сдержать любой ценой. Лгать умирающему — подлость. Кто бы ни умирал — подлость, и все. И нет этой подлости оправдания.
— Спасибо, синьор Борготта.
Эдам улыбнулся, перевернулся на спину, широко раскинув руки — и черты его лица застыли. Жидкость перестала течь. Лючано с опаской приблизился. Раны и язвы голема затянулись. Все лишнее вышло из тела наружу. На полу лежал прежний щеголь Эдам, франт Эдам, идеально сложенный красавец. Печень семьи Шармалей. Мертвец смотрел в потолок, безмятежный и тихий, зная, что у исполнивших долг — легкая дорога.
«Вы забыли, что у нас нет страха смерти…»
Попятившись, Лючано обнаружил, что Джессики рядом с Давидом нет.
— Эй! А где твоя сестра?
— Я здесь, — отозвалась девочка, выйдя из дверей лазарета. В руках она держала пустой флакон из-под какого-то лекарства. Подойдя к голему, Джессика опустилась на колени и набрала в бутылочку немного жидкости, вытекшей из тела.
— Мы сделаем нового Эдама, — сказала она, вручая флакон брату.
— Угу, — согласно кивнул Давид, пряча добычу в карман штанишек. — Вернемся и сделаем. Уверен, дедушка поможет.
Маленькая гематрийка тронула Лючано за рукав. Сейчас она была необычайно похожа на мать: сдержанность и уверенность. Любовь в оболочке воли.
— Нам надо идти. Здесь опасно оставаться.
— Идем, — согласился кукольник.
Оранжерея гудела растревоженным ульем. Авария и эвакуация сектора встряхнули рефаимов, пробудив от душевной спячки. Впервые за одиннадцать лет, минувших со времени катастрофы, «Шеол» сошел с накатанных рельсов существования. Размеренная жизнь рухнула под откос. Покой, покорность и безразличие сменились беспокойством и страхом.