Кукушка
Шрифт:
Наш разговор прервало сообщение о том, что Марта идет сюда.
— Когда будут готовы документы на ребенка? — напоследок поинтересовался я.
— Тебе дадут знать. Нам еще нужно выяснить, откуда у нее взялись документы на новое имя.
Кивнув, я двинулся к входу в амбулаторию. Марта прятала глаза за огромными стеклами солнцезащитных очков. Я смерил взглядом ее тонкую фигуру от пальцев на ногах до кончиков кое-как подстриженных волос. Мне больше нравилось, когда они были длинными. Было бы так удобно, намотав их на кулак… Выругавшись под нос, я заставил
— Все в порядке? — как всегда равнодушно, спросила Марта.
— Да. Ты как?
— Врачи сказали, что все в полном порядке. Спасибо тебе. Ты мне очень помог.
— Это было не трудно.
— Что ж… Спасибо еще раз. Будем прощаться?
— Зачем? Тебя кто-то ждет? Или тебе есть, куда идти?
Марта поймала мой взгляд и долго его не отпускала. Пока в ее руках не заплакал ребенок. Она отвлеклась на него, а я, будто не слыша последних слов женщины, подхватил с земли её сумку и неспешно побрел к машине. Чуть помедлив, Марта пошла за мной.
Глава 5
Я не был здесь ровно двенадцать лет, но за это время абсолютно ничего не поменялось. Я прошел мимо горна к пустой, но чистой, вкопанной в землю бочке. Зачем-то ударил по ней носком ботинка и нехотя двинулся дальше. Для Марты я — кузнец. И было бы неплохо себя заставить играть отведенную роль, но… я не мог. Это оказалось намного сложнее, чем я предполагал, разрабатывая операцию. Мне хотелось бежать со всех ног, но вместо этого я подошел к наковальне. Провел рукой по ее поверхности. Сердце сжалось, запрыгало в грудной клетке. Пальцы очертили знакомую еще с детства щербину, снимая блоки и замки с тайников памяти. Сколько я себя помнил маленьким — я всегда мечтал стать кузнецом. Пойти по стопам отца, чтобы стоять с ним бок и бок в кузнице и творить. Считалось, что мне передался его талант. И хотя сам отец никогда этого не комментировал, но, сколько я себя помню — меня учил. Усиленными темпами учил секретам кузнечного дела, передающимся в нашей семье из поколения в поколение. Я был его подмастерьем.
Муть, осевшая на дне души, всколыхнулась. Запах гари и металла ворвался в легкие, заменяя мой кислород. Господи, как я любил эти ароматы… На подставке с кузнечными инструментами был разложен все тот же набор. В груди жгло, но я упрямо двинулся дальше, к столу со слесарными тисками. Взгляд споткнулся о закрепленное на стеллаже точило, переместился левее — на шкаф для инструментов. Задыхаясь от боли, я подошел к небольшому окну. Дернул на себя деревянную створку. Опершись двумя ладонями о подоконник, я низко опустил голову и сделал несколько жадных вдохов. Ничего не поменялось, ни-че-го. Только отца рядом не было. Гори в аду это все.
Чуть оклемавшись, вышел на улицу. Схватил стоящее возле колонки ведро и открыл кран. Такими темпами бочка в кузне нескоро наполнится, а без воды под рукой ни один кузнец работать не станет. Бочка — это святое. Ее используют не только для охлаждения металла, но и в случае пожарной опасности. Здесь бы не помешал шланг. У отца был. Черный, с толстыми стенками.
Физический труд — благородное дело. Он очень хорошо помогает бороться с ненужными мыслями. Чтобы наполнить бочку, у меня ушло два часа. Я уже заканчивал, когда из дома выглянула Марта.
— Максим…
Меня тысячу лет так никто не называл. Только мама и малышка-сестренка.
— Да? — я оглянулся, обтирая влажные руки о кусок найденной ветоши.
— Я приготовила нам поесть. Ты не против? Уж очень хотелось.
Прикрыв глаза, я медленно покачал головой из стороны в сторону. Я забывал обо всем, потерявшись в собственных мыслях. И хоть мы позавтракали в городе, обед никто не отменял. Я облажался по полной.
— Извини, что сам не предложил. Заработался.
— Ничего.
Марта вернулась в дом, и я двинулся за ней следом. Быстро обмывшись в единственной ванной в доме, я вернулся на кухню. Марта разлила по тарелкам суп, но не ела, дожидаясь меня. На тарелочке между нами были нарезаны мясистые розовые помидоры, в плетеной корзинке — хлеб.
— Это куриная лапша. Я нашла половину курицы в морозилке.
— Очень вкусно, — честно признался я, активно работая ложкой. Марта ела без аппетита, и порция ее была значительно меньше моей.
— Спасибо, — кивнула она, не отрывая взгляда от тарелки. Некоторое время мы ели в молчании.
— Удивительно, что малышка практически все время спит. Я как-то думал, что от младенцев гораздо больше хлопот.
— Она накормлена, и на ней чистый памперс. К тому же ей сутки от роду. Думаю, что это нормально.
— Ты все же решила, как ее назовешь?
Марта вскинула взгляд и снова опустила к тарелке:
— Нет. Ничего не могу придумать. Может быть, ты подскажешь?
— Я? — мои брови взмыли к кромке волос.
— Почему бы и нет? Ты помог ей родиться на свет. Почему бы тебе не придумать ей имя?
Я хмыкнул. Растер затылок. Посыпая розовый бок помидора крупной морской солью, я размышлял о том, что никогда не задумывался над такими вопросами. Какое имя мне нравится? Понятия не имею. О таком, наверно, пекутся только парни, бредящие семьей. Мне же это все не грозило.
— Никогда об этом думал, — убежденно ответил я, а потом вдруг замер с занесенной ко рту ложкой.
— Что? — заметила мою заминку Марта.
— Алиса. Как тебе имя Алиса?
— Да вроде бы ничего. Видишь, как все просто оказалось. Это какое-то особенное имя?
Я отложил ложку и промокнул губы бумажной салфеткой. Встал, подхватив грязную тарелку со стола, поставил ее в мойку.
— Можно и так сказать, — пробормотал я, открывая кран, — так звали мою сестру. Она погибла, когда ей было двенадцать.
Несколько долгих секунд в комнате был слышен лишь шум воды, а потом мягкая ладошка легла мне куда-то чуть пониже правой лопатки, и тихий голос Марты сказал: