Кукушка
Шрифт:
— Мне очень жаль.
Медленно обернувшись, я поймал ее взгляд. В нем больше не было льда. Льды растаяли. Марта моргнула, плавно отступила на шаг назад, а когда она вновь подняла опахала ресниц, ее привычная отстраненность вернулась.
— Я буду в кузне, — бросил я, вновь втискивая ноги в свои довольно потрепанные ботинки. — Спасибо за обед. На ужин я что-нибудь сам придумаю.
Марта пожала плечами, а я вышел за дверь. Я кузнец, мать его… Я кузнец! Соберись, Макс, ты делал это тысячу раз! С силой вытолкнув воздух из легких, я пошел за углем. Для начала мне нужно было разжечь кузнечный горн. Ребенком меня завораживал этот процесс. В нем было что-то таинственное, колдовское. Я насыпал на колосники горнила тонкий
Уголь раскалился докрасна, теперь горн можно было использовать для нагрева стальных заготовок. Я сбрызнул уголь водой, она зашипела в предсмертной агонии и белым облаком устремилась вверх. Хорошо. Теперь образуется нужная корочка, и температура внутри угольной массы будет удерживаться на достаточном уровне. С удивлением я понял, что абсолютно ничего не забыл. Видимо, знания, впитанные с кровью, остаются с тобой навсегда.
Работа захватила и увлекла. Я просто выпал из окружающей действительности. Жара стояла невыносимая. Едкий пот капал со лба и шипел на раскаленной докрасна заготовке. Волосы взмокли и повисли сосульками, рубаха пропиталась гарью. Когда я закончил со своей заготовкой, на горы опустился вечер. В доме было тихо, я прокрался на цыпочках в ванную и простоял под душем добрые полчаса. Вместе с чувством реальности ко мне вернулся и голод. Кое-что вспомнив, я отбросил прочь полотенце и натянул чистые шорты.
Кухня меня встречала стерильной чистотой и таким же стерильным запахом. Я сказал, что сам приготовлю ужин, и, видно, Марта решила предоставить мне такую возможность. Выругавшись себе под нос, я вымыл несколько картофелин, сделал на них надрезы и сунул в микроволновку. Пять минут, и печеная картошка готова.
— Ира… Ира… — я тихонько позвал свою гостью, но она не отвечала. Тогда я заглянул в спальню. — Ира! — повторил еще раз. И снова мои слова остались без ответа. Я подошел вплотную к кровати и тронул ее за плечо. — Твою мать, ты же вся горишь! Ира! Ну-ка, просыпайся, немедленно!
— Что? Что случилось? — она открыла больные глаза, тем самым вернув мне хоть крупицу спокойствия.
— Ты горишь! Черт… Я сейчас поищу градусник!
Выскочив в кухню, я стал шарить на полках, поочередно открывая и закрывая шкафчики. Наконец, в одном из них обнаружил аптечку. Надорванную упаковку обезболивающего и парацетамол! Самый обычный, в таблетках. Выдавив две штуки на ладонь, я вернулся в спальню и заставил Марту их выпить. Она находилась в полубессознательном состоянии и вряд ли отдавала отчет действительности. Я же соображал за двоих. Как и любой другой тренированный воин, я был приучен мгновенно включаться в боевой режим. Отключать эмоции, чувства и действовать сугубо на профессионально-инстинктивном уровне. Впрочем, в сложившейся ситуации и дураку было понятно, что температуру нужно было как-то сбивать. Неизвестно, когда подействуют таблетки, а ситуация критическая, как ни крути. Я полез в бельевой шкаф и достал тяжелую махровую простынь. Толстый ворс неохотно впитывал в себя воду, а я, наконец, получил возможность связаться с главным. В двух словах обрисовав ему ситуацию, я торопливо вернулся, раздел Марту до трусов и накинул на нее мокрую простынь, невзирая на ее слабые протесты.
— На проводе док.
— Добрый вечер. Что у вас случилось?
— Температура. Очень высокая, думаю, дело стремится к сорока.
— Другие симптомы? Кашель, насморк?
— Ничего похожего на простуду.
— Значит, мамочке все же не удалось справиться с лактостазом,
— С чем справиться? — насторожился я.
— Лактостазом. Проще говоря, застоем молока. Иногда в груди новоявленной мамочки образуется как бы молочная пробка, которая перекрывает выход новообразовавшемуся молоку. Из-за этого возникает отек ткани молочной железы, далее следует уплотнение, болезненность, покраснение и подъем температуры.
Я перевел взгляд на грудь Марты. Идеально-округлая, сочная, с ярко-розовыми торчащими сосками.
— Что же мне делать?
— Для начала убедиться, что всему виной действительно лактостаз.
— Каким образом, если она в отключке?
— В груди будут прощупываться уплотнения.
Это было самое странное, что я делал в своей жизни. Это было самое интимное… Разминать грудь женщине, чтобы избавить ее от боли. Марта тихо плакала, а я осторожно мял ее, завороженно наблюдая, как крупные молочные капли скатываются на специально подложенное полотенце. Ей было очень больно. Это читалось в глазах, сейчас удивительно светлых и прозрачных.
— Еще немного. Потерпи. Будет лучше… — нескладно утешал я, и снова, как прикованный, возвращался взглядом к ее идеальным формам. На все про все ушло почти два часа. Я убрал грязное белье и пошел вымыть руки, которые сладко пахли ею… и молоком. Голова шла кругом. Я был, наверное, даже большим извращенцем, чем думал, потому как этот аромат ударил мне в голову почище всякого афродизиака. Перед глазами так и стояла картинка — мои большие загорелые руки на ее розовой от растирания коже. Она была совершенством. Сегодня я в этом убедился. И это могло стать большой проблемой для меня…
Я вернулся в комнату. Марта уснула, чуть склонив русую голову набок. Мой взгляд скользнул дальше и уткнулся в широко распахнутые глазенки малышки.
— Эй, это кто тут не спит? — спросил я тихонько, обходя кровать.
— Иии…
— Ну-ну, тихо-тихо, пусть мама отдыхает.
— Ме…
Девочка недовольно закряхтела, взмахнула нелепо ручкой, нечаянно ударив себя по крохотному покрасневшему от натуги личику. Маленькая губка задрожала от обиды. Мои же губы растянулись в улыбке. Кроха открыла рот и заплакала во все горло.
— Тш! Не хулигань!
Мне было страшно брать ее на руки, но в противном случае малышка разбудила бы Марту. А та и без того намучилась. Я, кстати, тоже порядком устал. Отвыкшие от работы в кузнице руки гудели. Спину ломило. К тому же я остался без ужина. Но, не раздумывая ни секунды больше, я подхватил маленькую Алису под головку и осторожно прижал к груди. После всего, что мне пришлось уже сделать, необходимость сменить ей памперс меня уже не слишком пугала. Да и приготовить смесь мне не составит труда.
Закрутив на бутылке крышку: я сунул соску в жадно открытый рот, и, наконец, сам взялся за ложку. Впервые за долгое время я ужинал в женской компании. Ну, и что, что эта женщина была в памперсе? Зато она была красоткой. Правда-правда. Это я ее с перепуга не разглядел. А так, в общем-то, ничего.
— Да, красотка?
Глава 6
Не знаю, отчего я проснулась. Словно из бездны вынырнула. Мягкий лунный свет струился в окно, по углам комнаты прятались тени, а я сидела на кровати, жадно глотая воздух. Неужели опять кошмар? Стряхнув с лица остатки сна, я выбралась из постели и только тогда поняла — девочки нет. Сердце подпрыгнуло, сделало кульбит и со всего маху ухнуло вниз. Живот свело от дикого, неконтролируемого страха. Шаг, другой… Я выскочила из комнаты, заглянула в просторную кухню и гостиную — ничего. Коридор поворачивал и упирался в еще одну дверь. Я дернула ручку, подтолкнула плечом — безрезультатно. В отчаянии прислонилась лбом к прохладной лутке, а потом вдруг вспомнила! Макс спал в мансарде, куда вела красивая кованая лестница.