Кукушка
Шрифт:
— Не тебя, Кукушка. Себя.
На миг все онемели.
— Как, в жертву? Зачем? — вскричал Фриц. — Ведь его уже убили один раз! Разве этого мало?!
— Не гоношись, маленький человек, — мягко сказал ван Хорн, наконец-то соизволив снизойти до Фридриха. — Молчи. Ты ничего не понял. Убийство, смерть — это совсем другое, и Жуга прекрасно это знает. Как он может совладать с Силой, если в момент, когда плотина рухнет, его уже не будет? Нет, Кукушка. Нет, нет, нет! Жертвоприношение — это всегда ритуал. Так было много раз до него, так будет и после. Люди, подобные ему, растрачивают Силу попусту или копят её, чтоб в конце концов она их поглотила, стала бесконтрольной и рассеялась по миру хаосом и ненавистью. Кто знает, может быть, эта война лишь потому пришла во Фландрию, что Жуга решил когда-то здесь поселиться? Лишь немногим везёт, лишь немногие находят свою половину — ту, кто может создавать.
— Но Спаситель не искал! — возразила девушка.
— Возможно, потому, что у него она была, — возразил Высокий. — Не лезь в такие дебри, просто поверь: так было уже не раз. Старый мир умирает, Кукушка. И тебе — именно тебе предстоит сотворить новый.
Ялка сложила руки на коленях, и вдруг на неё напал беспричинный смех. Она хихикала, тряслась и ничего не могла с собой поделать — смеялась и плакала. Слёзы чертили дорожки по её щекам.
— Так, значит… — сквозь смех выдавила она. — Значит… он нарочно метит на костёр! Нарочно дразнит монахов, нарочно собирает нас всех в одном месте… О боже мой… о боже… Какая же я дура…
— Он не метит на костёр, Кукушка, — поправил её ван Хорн. — Нет создания, которое хотело бы для себя подобной участи. Просто у него нет другого выхода.
— И что будет? Ты хочешь, чтобы я стояла и смотрела, как его будут убивать? Да я никогда не решусь на такое!
— Ты уже решилась. Следуй за ним. Музыканты двигаются в Лейден? Травник тоже будет там! Иди за ними. Выждите, когда они уйдут, и выходите следом. Это будет тяжёлый путь, но ты справишься. Я верю в тебя.
Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Девушка сидела, судорожно всхлипывая и дрожа, и вытирала слёзы рукавом. Фриц в полном ошеломлении переводил взгляд с неё на ван Хорна и обратно.
— Высокий? — растерянно проговорил он. — А… э…
И он умолк.
— Если веришь… почему не сказал мне раньше? — прошептала Ялка. — Почему ты не сказал мне этого тогда, в лесу?!
Ван Хорн отвёл глаза и стал теребить заколку на берете.
— Я не мог, — признался он.
— Но почему? Почему?
— Ты б уничтожила этот мир. А новый создавать не стала. Это был бы конец. Теперь ты так не думаешь: ты снова стала верить в будущее, снова начала любить и ненавидеть. А значит, будущее появилось и у нас.
Ялка помолчала, собираясь с силами. Слишком много всего обрушилось на неё в последние месяцы и дни.
— А это… — Она повела рукой. — Всё, что вокруг… Чем оно станет? У него есть будущее? Во что мы превратимся, если… если я и вправду сделаю это?
— Откуда мне знать? — Ван Хорн опять пожал плечами. — Может, в чей-то сон? В воспоминание? В старую картину? Или — вовсе не изменится? А может, кто-нибудь когда-нибудь напишет о нас книгу. Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовётся. В тот миг, когда решится всё, мой мир закончится. Оставишь ли ты место для меня в том, новом мире? То мне неведомо.
Девушка вздрогнула.
— Это невозможно, — прошептала она. — Я просто не справлюсь. Не смогу. Я даже не представляю, как это можно сделать!
Дудочник кивнул:
— Не только ты — никто не представляет. Но я знаю, ты справишься. А сейчас… — Он посмотрел на девушку, на Фрица, словно колебался, говорить ему дальше или нет, и решил не говорить. — Ложитесь спать. Вам потребуется много сил.
— А я-то при чём?! — воскликнул Фриц. — Что я могу сделать?
Ван Хорн, который уже уходил, остановился на пороге и оглянулся на него через плечо.
— Хотел бы я, чтоб ты здесь был ни при чём, — проговорил он. — Ищите третьего, мышата. Ищите третьего. — Он шагнул вперёд и растаял в ночной темноте. Больше в этой занесённой песками корчме его никто не видел.
Фриц поставил свечку на стол, сам сел рядом и достал из-за пазухи кожаный мешочек.
— Пожалуй, я брошу руны, — сказал он.
Однако не успел он развязать узел, как в коридоре послышалось шлёпанье маленьких ног, и на пороге комнаты возникла заспанная Октавия.
— Ой, здрасте… — растерянно сказала она, завидев Ялку. — А чего это вы здесь делаете?
Проснулся Жуга оттого, что его били по щекам. Не сильно, но чувствительно. Он замычал, попытался заслониться, потом всё-таки открыл глаза.
Перед ним стоял Рутгер.
— Очнулся? — ворчливо спросил он. — Вставай. Вставай, вставай. Ты сам просил, чтоб тебя будили, если ты уснёшь.
Жуга опустил ноги на пол и сел. Потёр лицо. Голова была тяжёлая и гулкая.
— Чёрт… Всё-таки уснул, — проговорил он. — Чёрт… Сам не понимаю.
— Чего тут понимать! — Наёмник обошёл вокруг кресла, приподнял одну пустую бутылку, другую и многозначительно взглянул на травника. Тот покраснел и отвёл глаза.
— Я не про это, — сказал он. — Это-то само собой. Я про девочку. Почему она меня не разбудила?
— Думаю, она просто уснула раньше.
Оба посмотрели на пол, где на коврике перед камином, завернувшись в одеяло, всё ещё спала Сусанна. Не самая мягкая постель, но девочка, видно, преизрядно утомилась.
Жуга рассеянно поскрёб в затылке.
— Может быть, — признал он.
— Хорошо, что я не пью, — сказал Рутгер. — Где моя одежда?
Травник только сейчас обратил внимание, что Рутгер совершенно гол, только на шее висит нож.
— В мешке. Он внизу, на кухне, у плиты; всё там.
— Хорошо, хоть не на улице…
Огонь в камине давно погас, даже угли успели остыть. В щель между шторами бил солнечный свет, в воздухе плясали пылинки. Утро явно было в самом разгаре. Снаружи доносились отдалённые голоса прохожих, лай собак, крики разносчиков и грохот колёс по булыжной мостовой. Под крышей дома ворковали голуби. Стараясь не шуметь, оба спустились на кухню, где по очереди посетили нужник, после чего Рутгер наконец оделся, а Жуга долго плескался над большой бадьёй, проигнорировав рукомойник. Когда он обернулся, мокрый и взъерошенный, Рутгер стоял у окна, комкая в руках рубашку Зерги. Ноздри его раздувались, взор был направлен в никуда, он будто прислушивался, в общем — целиком ушёл в себя. Травнику пришлось дважды его окликнуть, прежде чем тот вздрогнул и вернулся к реальности.