Кукушка
Шрифт:
— Ищем, где бы заработать, — подытожил Рейно Моргенштерн.
— Ну и какого чёрта вам здесь надо? — рассердился капитан. — На полсотни миль в округе нет мест, где можно заработать! Или надеетесь отсидеться тут и играть для прохожих? Ну так заработаете грош и сдохнете от голода. Не лучше ли завербоваться в армию? Сказать по правде, вам, ребята, повезло: проклятый Лейден в двух-трёх днях пути отсюда, и сейчас как раз идёт осада. Есть возможность отличиться, заодно добыть деньжат. А?
— Да мы вроде не бедствуем, — ответил Тойфель, — и воевать не особо рвёмся. Сами знаете — война, там ведь и убить могут.
— Вот как? — насупился капитан. —
— Что вы! Что вы! — поспешил заверить его Рейно Моргенштерн. — Нет.
— Тогда и разговаривать нет смысла! Если вы такие трусы, что боитесь воевать и всё такое, можете завербоваться музыкантами — у нас почти в каждой роте не хватает флейтщика и барабанщика. А если вовсе нет, так собирайтесь и идите сами так. А то эта чёртова осада надоела всем до чёртиков: третью неделю сидим без дела, даже бабы надоели, только и остаётся, что дрыхнуть в палатках и дуться в ландскнехт. Даже вино кончилось, пришлось снаряжать обоз. Если вы не соврали, то сыграете, споёте, а ты… — Он повернулся к Барбе и пощёлкал пальцами. — Merd! как там тебя… Merd! Ладно, не важно! Покажешь нам этот свой ниточный театр, хоть посмотрим, что за штука.
Повисло молчание. Наконец Рейно Моргенштерн откашлялся и взял слово.
— Мы… — нерешительно проговорил он, косясь на Йоста. — Видите ли, герр капитан, мы как бы держим путь в другую сторону.
— В другую? — возмутился капитан и грохнул кружкой по столу. — Чёрт возьми! Это куда «в другую»? Здесь одна дорога, вашу мать, одна, та, по которой вы сюда припёрлись! Если вы идёте не по ней, тогда вы, стало быть, идёте помогать этим проклятым гёзам. Nes pas [86] ? А? Отвечай немедля, именем короля, ты, canaille! А не то я прикажу своим ребятам, и они покажут вам, кто прав!
86
Не так ли? (фр.)
«Ребята», которые и так неодобрительно поглядывали в сторону гистрионов и прислушивались к разговору, перестали жевать и потихоньку потянулись к своим шлемам и мечам. Запахло дракой. И тут неожиданно встал Йост/
— Да чего же вы так раскричались-то? — миролюбиво сказал он. — Мы и так бы согласились ехать с вами, что уж… Нам ведь всё равно, где выступать. А только вы же сами говорите, что которую неделю вам не платят жалованье, какой же нам резон играть за просто так?
— Picaro! — возмутился капитан. — Это солдатам короля не платят жалованье? Да ты, наверное, рехнулся! Кто тебе сказал такую чушь! Молокосос, да что ты знаешь о солдатах короля! Если вы хоть на что-то годитесь, голодными не будете. А если нет…
— В таком случае мы едем с вами, поспешно сказал Йост, посмотрел на Рейно Моргенштерна и повторил с нажимом в голосе, опережая возражения: — Мы едем.
— Тогда пейте! — приказал капитан. — Эй! Трактирщик! Неси выпивки! И пейте все! Все пейте за здоровье его светлости!
— Да здравствует герцог! — закричали солдаты. Забулькало вино. На какой-то миг над столами опять повисла пауза, солдаты встали с кружками в руках и выжидательно смотрели на притихших музыкантов. Даже Йост заколебался и не знал, чего сказать.
— Отчего ж не выпить? — прозвучал вдруг от окна спокойный голос ван Хорна, который доселе сидел и молчал. — Ведь за здоровье выпить никогда не грех. Тем паче,
— Во что вы снова меня втянули, синьор Йост? — наклонясь к поэту, прошептал Карл Барба. — Мне это совсем не нравится!
— Не спешите паниковать, может, всё ещё образуется, — попытался успокоить его Йост.
— Образуется?!
Маркитанты — два дородных мужика и взъерошенная тётка лет сорока — сидели у камина и сосали вино в ожидании заказа. Солдаты заливали в глотки пиво и кромсали холодного индюка, злосчастный капитан уже присоединился к ним и только изредка поглядывал на музыкантов или за окошко. Некоторое время поэт и кукольник молча созерцали эту картину, наконец Йост вздохнул.
— В конце концов, это публика, — сказал он. — Солдаты тоже люди. В вашем репертуаре найдётся какая-нибудь скабрёзная пьеска?
— Per Bacco, о чём вы думаете! — возмутился кукольник. — Какая пьеска? Мы же лезем чёрту в пасть! Какой резон? Как вы теперь сумеете отдать повстанцам деньги? Да если только кто-нибудь прознает и проговорится, нас повесят в тот же миг! А что же тогда будет с детьми?
— Орите потише… Как раз за них я более-менее спокоен. К тому же мы далеко от Брюгге. Вряд ли здесь кто слышал о кукловоде и девочке с синими волосами.
— Нет, но если…
— Если Бог с нами, то кто против нас?
— Это твой дом?
Сусанна стояла на лестнице и озиралась. Жуга замедлил шаг, остановился на ступеньках, обернулся и посмотрел на девочку так, будто видел её впервые. Взгляд его приобрёл загадочное выражение, словно бы вид сверху пробудил в травнике какие-то забытые воспоминания — не то приятные, не то наоборот. Сусанна смутилась, покраснела и принялась теребить передник.
— Когда-то здесь жила одна женщина, — сказал Жуга. — Но теперь он мой.
— А где та женщина?
— Ушла.
Он скрылся за дверью. Девочка последовала за ним.
Цурбааген встретил их дождливой моросью, сонными стражниками, пустыми улицами и распахнутыми воротами. Все вымокли и устали, хорошо хоть Сусанна ехала верхом. Серый конь Альбины ступал тяжело, понурив голову; всем было ясно, что обеспечить ему должный уход и кормёжку собственными силами невозможно. Травник предложил продать его, но эту идею Рутгер с гневом отверг. В итоге компания завернула на ближайший постоялый двор, где Жуга уплатил пару монет и препоручил рысака заботам конюха, после чего забрал поклажу, и дальше они двинулись пешком. Было тихо и безлюдно. Редкие прохожие их сторонились. Травника это вполне устраивало. Не встретив препятствий, волк, девочка и рыжий травник пропетляли в лабиринте узких улочек, каналов и мостов и наконец, промокнув до нитки, вышли к северным окраинам, где стоял неприметный двухэтажный дом, окружённый каменным забором. Было видно, что за домом не присматривают: окна были в чёрной плёнке угольной копоти, черепица обветшала, штукатурка кое-где осыпалась, дорожки поросли травой, тумба солнечных часов покосилась, скамейка заржавела. Но внутри дом был ещё крепок — Сусанна убедилась в этом, как только Жуга открыл замок своим ключом и они вошли. Рутгер, снова в образе белого волка, ощерил клыки и заворчал, не желая переступать порог, но травник потрепал его за холку, сказал что-то на ухо, и тот подчинился. С шерсти стекала вода, на полу оставались мокрые следы.