Кульбиты на шпильках
Шрифт:
Мои ощущения оправдались уже на квалификационных соревнованиях, где я ушла в отрыв от всех на полбалла – по гимнастическим меркам это очень много! Настолько играючи я проходила все снаряды, что создавалось впечатление, что мне все очень легко давалось. Выходя на состязания в абсолютном первенстве, я была абсолютно спокойна. Меня нисколько не смущало, что девчонки на разминке много падали, и я даже не придала значения тому, что одна спортсменка сломала голеностоп и ее унесли на носилках.
Уж столько разных травм перевидала на помосте, что меня ничто не пугало, в тот момент я была ко всему готова и психически непробиваема. Да, я несколько раз на разминке «перелетала» коня, но мне казалось, что у меня так много сил и такая «пруха», что я толкаюсь слишком сильно и из-за этого немного
…Зажглась лампочка, и я вышла на разбег своей первой попытки. Закрыла на мгновение глаза и ринулась в бой. Мощный толчок ногами, полет и… Рухнула на колени, разбив их в пух и прах. Я не могла понять, что случилось, почему зал ахнул, и что я делаю тут на полу. Даже не пытаясь разобраться, я встала и пошла на вторую попытку, морщась от боли. Колени ныли, но ноги слушались меня, и я терпела. Значит, слава богу, ничего не переломано и не порваны связки. Собрав волю в кулак, и до конца еще не осознавая, что произошло на первом прыжке и почему я оказалась на полу, я прыгнула второй прыжок просто отлично, как говорят гимнасты, «в доскок». Уж не знаю как, но в этот раз мне удалось преодолеть этого, как потом выяснилось, нестандартного коня, и я его «сделала». И получила очень высокую оценку. Вот только результат в этом виде многоборья складывается из обоих прыжков…
Я ушла на другой снаряд – к брусьям. И вдруг увидела боковым зрением, что возле коня после моего опорного прыжка началась какая-то суета, его проверили и заявили, что снаряд выставлен неправильно. А мне и всем гимнасткам из моей команды сообщили, что после заключительного снаряда в многоборье мы сможем выполнить опорный прыжок заново.
И как я ни пыталась настроиться на свои любимые брусья, психологически была подавлена. Я все время думала только о том злополучном прыжке: как я могла допустить какую-то нелепую ошибку? Если бы не эта дурацкая оплошность, я бы была лидером.
Я ведь этот прыжок делала столько лет, могла бы прыгать его с закрытыми глазами, а тут – надо же… Еще не понимая, что конь был установлен неправильно, я корила себя, ведь в этом падении я не только разбила свои коленки, я вдребезги разбила свою главную мечту.
Психологическое потрясение было настолько сильным, что, сделав на брусьях свой «фирменный» элемент, я сорвалась с верхней двухметровой жерди, снова рухнув на разбитые коленки, но нашла в себе силы доделать комбинацию, и ушла с помоста.
Борис Васильевич пытался выглядеть спокойно:
– Света, еще не все потеряно! Соревнования еще не кончились. Давай работать до конца…
Я собралась с последними силами и решила «драться» дальше, не взирая на разбитые колени и досаду в душе. Я шикарно прошла бревно, успешно завершила вольные… Болели колени, камеры снимали мои огромные синяки, но я боролась до конца, потому что знала: в спорте все непредсказуемо, и каждая из соперниц могла ошибиться. Но потом я увидела, что многие девочки из моей команды решили воспользоваться правом перепрыжки. Я смотрела на них в замешательстве и думала, что же делать: прыгать или?.. Я попыталась ухватиться за мнение тренера и спросила у него. А в ответ услышала: «Решай сама!» И даже начала разминаться. Но вдруг почувствовала такой тяжелый груз на душе и пронзительную боль в коленях… А в сознании промелькнуло: «Да что же это такое?!. Мы что тут, на дворовых соревнованиях? Как же такое возможно, что коня выставили не по регламенту, и чтобы на Олимпийских играх давали перепрыжку?!.» Я считаю, что должны были остановить соревнования, установить коня на положенную высоту и начать все заново, мы ведь прошли только один снаряд, когда обнаружилась даже не ошибка – преступление!.. И я психанула, ушла из зала, послав всех ко всем чертям…
Сейчас жалею, что твердо не настояла тогда на этой промелькнувшей мысли. Надо было потребовать остановки соревнований, поднять всех на уши – и федерацию нашу, и международную, и руководителей Олимпийского комитета. Надо было тогда судиться! Надо было создать прецедент! И к тому же требовать возмещение морального и физического ущерба… Поверьте, мы бы миллионы отсудили! И в дальнейшем нас не посмели бы обижать, понимая, что мы и в юридической плоскости готовы драться за победу. Но тогда я больше думала о том, что через день у меня снова выступления, – ведь я попала в олимпийский финал сразу на трех снарядах – в опорном прыжке, на брусьях и в вольных, – к которым надо серьезно готовиться, а не искать по всей Австралии адвокатов. Тогда ко мне в олимпийскую деревню приехал президент Олимпийского комитета России Виталий Смирнов (сейчас этот пост занимает Леонид Васильевич Тягачев) и сказал, чтобы я не суетилась и никаких исков не подавала, что они уже все сделали. Я поверила, понадеялась… Да, иск они на самом деле подали, но для того, чтобы выиграть его, ничего не сделали… Меня подставили, пытались психологически сломать недоброжелатели, которым не хотелось отдавать мне пальму первенства, потому что все видели и понимали, что я была реальным победителем абсолютного первенства даже не на сто, на двести процентов… Но меня предали свои, не желая бороться за справедливость.
Даже не переодеваясь, я выскочила из спортивного комплекса на улицу. И не поехала вместе со всеми на автобусе в олимпийскую деревню. Уже спустились сумерки, но я шла пешком, в спортивном костюме нараспашку, из-под которого выглядывал гимнастический купальник с российским гербом на груди. Я шла и думала, как и чем заглушить эту нестерпимую боль в груди… Появлялись мысли, которых даже сама испугалась… Попробовала закурить, «стрельнув» у полицейского сигареты, – настолько мне было плохо. Наверное, я и выглядела соответствующе, потому что меня никто нигде не останавливал, даже служба безопасности. В этом состоянии небытия я добрела до своей комнаты. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз: перед ними прокручивались мгновения моего падения…
Этого дня и ночи в Сиднее я не забуду никогда, как бы ни старалась этого сделать. Ведь еще ни разу в жизни я не была так уверена в себе и своем результате, в том, что я обязательно выиграю абсолютное первенство в многоборье. «Спасибо» тем, кто помешал мне это сделать. Речь ведь не только обо мне: то, что произошло с конем, было жестоко и обидно по отношению ко всем, кто через него в этот день прыгал. Хорошо еще, что никто всерьез не пострадал – от пяти сантиметров, на которые был укорочен конь, подчас зависит и жизнь спортсмена, и его здоровье…
Наутро я встала совершенно разбитая. Отправилась на завтрак. А когда вернулась в комнату, замерла на пороге: она утопала в цветах. Шикарные букеты и корзины с цветами, к которым были прикреплены визитные карточки и записки из разных стран мира, в которых неизвестные поклонники поддерживали меня, успокаивали, в некоторых даже объяснялись в любви и предлагали мне руку и сердце, предлагали уехать с ним в любую страну, лишь бы только я была довольна и счастлива. Я рухнула на свои несчастные колени еще раз и расплакалась уже не от боли (я ее даже не почувствовала), а от умиления и счастья. Господи, спасибо тебе, шептали мои губы. Спасибо за то, что ты послал мне столько радости и замечательных поклонников, которые меня так любят и поддерживают, несмотря на то что я не оправдала их надежд. Но они понимали, что в этом не было моей вины. Они продолжали в меня верить. Значит, я должна собраться и ради нас всех сделать все, чтобы меня запомнили не стоящей у пропасти на коленях, а светящейся от счастья на высшей ступени олимпийского пьедестала: ведь у меня впереди целых три финала. И я просто обязана пройти их так, чтобы все ахнули уже от восторга.
Я убралась в комнате – ведь со вчерашнего вечера я в сердцах разбросала по ней все свои вещи, – красиво расставила цветы, зашла к Пилкину и сообщила, что на тренировку я в этот день не пойду. Борис Васильевич меня поддержал:
– Правильно, иди погуляй. Накопи душевных сил для завтрашних финалов…
Я вышла из олимпийской деревни, немного прошлась по городу, любуясь витринами. И остановилась у дверей шикарного салона красоты.
– О! – подумала я. – Туда-то мне и надо!