Кулинар
Шрифт:
Здесь, в деловых верхах, катастрофа, конечно, тоже чувствовалась, однако все старые гости, как и ожидал Дальманн, оказались на месте. Кризис имел и свою положительную сторону: он отделял зерна от плевел.
Как всегда, Дальманн поселился на вилле «Чеса Клара», в пятикомнатных апартаментах на втором этаже. Этот особняк построил его знакомый дантист в начале девяностых. Дальманн сразу стал его постоянным арендатором на время праздников, а «Чеса Клара» — неизменной статьей расходов в его годовом бюджете. Платил он немало, однако до сих пор все
Отделанная кедром и грецким орехом квартира была, пожалуй, даже перегружена мебелью, свезенной сюда из разных старинных особняков. Места хватало для Дальманна и еще двух гостей, кроме того, имелась комната для Лурд, которая в эти дни занималась домом и подавала Дальма-ну завтрак. Больше она ничего не готовила: обедал и ужинал он на стороне, а званых вечеров не устраивал. Кроме традиционного Дня похмелья наутро нового года, когда держал двери дома открытыми с одиннадцати вечера и весь следующий день.
Спортом Дальманн тоже больше не интересовался, не то что в былые времена. Теперь он становился на лыжи, только чтобы добраться до горного ресторана, к которому нельзя было подойти иначе. В противном случае предпочитал пешую прогулку или подкатывал к дверям заведения на конных санях.
Мараван оказался в горах впервые. Он молча сидел на переднем пассажирском месте набитого битком универсала Андреа и скептически смотрел в окно. Холмы вокруг становились все выше и круче, улочки все уже, а когда пошел снег, тамилец вслух пожалел, что согласился на эту авантюру.
В конце путешествия он казался разочарованным. Потому что увидел, что они снова прибыли в город, причем не лучший, чем тот, который только что покинули, разве что этот был теснее и больше завален снегом.
И место, где они остановились, выглядело немногим лучше, чем дом на Теодорштрассе: каждому выделили крошечный номер в обычной многоэтажке с видом на такую же многоэтажку.
Однако вскоре после прибытия Андреа постучалась к Маравану и предложила ему вылазку. Они поехали в южном направлении, через долину, и остановились в городе под названием Малойя.
— Еще немножко — и ты увидел бы пальмы, — сказала Андреа Маравану.
— Тогда поехали, — предложил Мараван почти серьезно.
Андреа рассмеялась и пошла вперед.
Вскоре дорога, вокруг которой громоздились сугробы снега, стала совсем узкой. Мараван скользил в своих неуклюжих резиновых сапогах, с трудом поспевая за Андреа. Он купил их в том самом дешевом универмаге, где брал все, что не имело отношения к кухне. Слишком тесные брюки он заправил в голенища, что, конечно же, выглядело смешно. Однако тамилец мог только догадываться, как он смотрится со стороны: ведь в его комнате не было зеркала, где бы он мог увидеть себя в полный рост.
На выстроившихся вдоль дороги елях лежали белые шапки. То там, то здесь падали с ветвей тяжелые комья, вслед за которыми струились сверкающие потоки снежинок. Мараван слышал только скрип снега под сапогами.
Никогда еще Мараван не осознавал с такой ясностью, сколько ненужных и слишком громких звуков переполняло его жизнь. Разговоры домашних за столом, автомобильные сигналы на улице, ветер в зарослях пальм, прибой Индийского океана, взрывы гражданской войны, дребезжание посуды на кухне, монотонное пение в храме, трамвайные гудки, гул улицы, наконец, болтовня его собственных мыслей.
Эта тишина походила на драгоценный камень, на сокровище, о котором он мог только мечтать.
— В чем дело? — толкнула его Андреа. — Ты идешь?
— Тссс... — Мараван прижал палец к губам.
Но тишины больше не было, она скрылась в лесу, как испуганное животное.
Андреа винила себя в том, что вытащила сюда Маравана. Она видела, как ему неуютно. Он чувствовал себя на снегу, как кошка под дождем.
Тамилец не вписывался в этот ландшафт. Андреа вспоминала, как ловко сидел на нем саронг, с какой элегантностью носил он поварской передник и колпак. Сейчас, в бесформенной куртке и надвинутой на уши меховой шапке, он выглядел неестественно, словно зверь в зоопарке.
Но болезненнее всего Андреа переживала другое: она заметила, что Мараван и сам понимает все это. И он сознательно идет на унижения так же, как согласился однажды зарабатывать деньги, занимаясь грязным, на его взгляд, делом.
Андреа не показывала, как много ей известно о нем. Чем дольше они работали вместе, тем больше она убеждалась, что тамилец в нее влюблен. То, что она называла про себя «тот случай», он воспринял слишком серьезно. Девушка видела, что Мараван все еще не теряет надежды уговорить ее еще на один раз, а может, и не на один.
И с тех самых пор, как Андреа поняла все это, она начала дистанцироваться от Маравана. Во избежание недоразумений она отказалась от доверительных дружеских разговоров. Разумеется, Андреа обращалась с ним по-прежнему приветливо и непринужденно, однако чувствовала, что, хотя ее холодность причиняет ему боль, ясность в их отношениях, несомненно, идет на пользу их общему делу.
Однако с появлением Македы ситуация осложнилась. Мараван демонстрировал все признаки ревности. Андреа было жаль тамильца, но облегчить его положения она не могла.
Напротив, ее очень устраивало, что Македа тоже приехала в Сент-Мориц. Она жила с другими девушками, работавшими с Кули, совсем рядом. Подруги договорились проводить вместе все свое свободное время.
Мараван об этом знал. И чтобы хоть немного его ободрить, Андреа предложила ему эту прогулку, лишь только они распаковали чемоданы.
Вот уже несколько минут тамилец стоял неподвижно и, запрокинув голову, вслушивался в тишину сказочного леса. Андреа его окликнула, но он жестом велел ей замолчать. Тогда она тоже замерла, но ничего не услышала.