Кулинар
Шрифт:
Так он и вырос среди кастрюль и сковородок, специй и приправ, фруктов и овощей. Он мог вымыть рис, перебрать чечевицу, натереть на терке кокос, общипать веточку кориандра. Уже в трехлетнем возрасте ему разрешали под присмотром взрослых резать помидоры и чистить лук.
С раннего детства Маравана зачаровывал процесс превращения сырых продуктов в нечто качественно иное, такое, что не просто можно съесть, что не только насыщает, но и дает человеку нечто большее — едва ли не счастье.
Мараван все схватывал на лету: ингредиенты, пропорции, подготовку продуктов, последовательность действий. В возрасте пяти лет он мог приготовить любое блюдо, а в шесть — еще
Начало обучения в школе стало для него трагедией, почти такой же тяжелой, как и разлука с родителями, подробности смерти которых он узнал только повзрослев. В детстве ему говорили, что отец с матерью просто остались в Коломбо.
Он запомнил суматоху и отъезд в Джафну, тесный и многолюдный дом родственников, приютивших беженцев на первое время. В Джафне Мараван не пошел в школу и днями напролет помогал Нангай на кухне.
Когда воздух в маленькой гостиной благодаря масляной печи прогрелся, Марван встал и вышел из комнаты.
Кухня утопала в белом свете четырех люминесцентных ламп. Здесь стояли четыре больших холодильника и морозильная камера не меньших размеров; газовая плита с четырьмя конфорками; мойка с двумя раковинами; стол и шкаф из нержавеющей стали для хранения всевозможной кухонной утвари и техники. Все это блистало чистотой и больше походило на лабораторию, чем на кухню.
Лишь внимательный глаз мог заметить, что различные элементы этого «гарнитура» не составляли единого целого, что предметы не соотносились друг с другом по высоте и качеству поверхностей. Мараван собирал свою кухню по частям, на складах стройматериалов и рынках, а один земляк — бывший санитарный врач, получивший в Европе место складского служащего, — помог ему все это смонтировать.
Мараван поставил небольшую сковородку на слабый огонь, налил в нее кокосового масла и открыл балконную дверь.
В доме напротив почти все окна были темными. На заднем дворе внизу тихо и пусто. Дождь все еще накрапывал тяжелыми, холодными каплями. Мараван оставил балконную дверь приоткрытой.
В его спальне рядами стояли горшки с деревцами карри разных возрастов и размеров, рядом с каждым торчала воткнутая в землю бамбуковая палочка.
Самое старое из них доходило Маравану до плеча. Он приобрел его несколько лет назад у одного тамильца, а все остальные деревца получил из его отростков. В конце концов растения так размножились, что Мараван мог их продавать. Он делал это неохотно, но зимой его квартира становилась слишком тесной, поскольку карри не отличались хладостойкостью и могли стоять на балконе только в теплое время года, а осенне-зимний период пережидали у него в спальне, под специальными лампами.
Мараван сорвал две веточки, по девять листочков на каждой, пошел на кухню и бросил их в горячее масло, добавив туда же десятисантиметровую палочку корицы. Постепенно комнату заполнил запах его детства.
В небольшом чуланчике под шкафом хранился перегонный аппарат: колба, дистилляцион-ный мост, рубашка охлаждения, еще одна кол-ба-приемник, два держателя, термометр и шланг из ПВХ. Мараван осторожно собрал установку, разместив колбу над газовой горелкой, положил шланг в мойку, надев один его конец на водопроводный кран, а другой завернув в рубаху охлаждения. Потом он наполнил раковину холодной водой, достал из морозильника пакет с ледяными кубиками и высыпал их туда же.
Пока Мараван готовил агрегат, кухня успела наполниться запахом кокосового масла, кар-ри и корицы. Он вылил содержимое сковородки
Мараван зажег конфорку под колбой, пододвинул к плите единственный на кухне стул и сел рядом. Важно держать процесс под контролем. Тамилец знал из опыта, что, если жидкость нагреется слишком сильно, запах будет не тот. Он давно уже пытался выделить эссенцию этого аромата, но до сих пор у него ничего не получалось.
И вот колба начала запотевать. На стекле появились капли, их становилось все больше, и они стекали, оставляя четкие следы среди мельчайших пузырьков осевшего на стенках пара. Температура в колбе росла: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят градусов. Мараван уменьшил огонь и слегка повернул водопроводный кран. Холодная вода, поднимаясь по прозрачному шлангу, заполняла рубашку охлаждения и стекала по трубке в сливное отверстие второй раковины.
Стояла полная тишина, время от времени нарушаемая лишь бульканьем охлажденной воды. Иногда Мараван слышал шаги на мансарде, расположенной над его квартирой. Там жил Гнанам, тоже тамилец, как и большинство обитателей девяносто четвертого дома по Теодорштрассе. Гнанам в Европе недавно. Выждав положенные шесть месяцев, он нашел себе работу на кухне — как и большинство беженцев из Шри-Ланки — городской больницы. И то, что Мараван слышал его шаги около двух часов ночи, означало, что сегодня Гнанам выходит в утреннюю смену.
Мараван тоже имел статус беженца и трудился на кухне, как и Гнанам. И все-таки он находился в лучшем положении.
Во-первых, потому что в «Хувилере» не было смены, которая начиналась бы в четыре утра. Если Мараван работал днем, то приезжал в ресторан к девяти часам. Во-вторых, ему не приходилось ворочать с места на место котлы на двести литров или драить черные от нагара сковороды площадью в один квадратный метр.
Кроме того, в «Хувилере» он учился, хотя этого и не предусматривал его служебный график. Ведь никто не мог запретить ему смотреть, совершенствовать технические навыки и делать выводы из неудач других. Тому, что повара не слишком хорошо с ним обращались, Мараван не придавал большого значения. Бывает и худшее отношение. И здесь, и на его родине.
Мараван встал, бросил две горсти пшеничной муки в миску, добавил в нее немного теплой воды и топленого масла, снова сел на стул и принялся местить тесто.
Когда он учился у поваров в Джафне, поначалу его отношения с наставниками складывались тяжело: мастера не выносили одаренного юношу, превосходящего их в изобретательности и профессионализме. И тогда Мараван понял, что, если он хочет и дальше заниматься кулинарией, должен прикидываться дурачком. Потом он уехал из Джафны и работал в одном отеле на юго-за-падном побережье. Сингалы 6смотрели на него свысока, как и на всех тамильцев.
Теперь тесто стал гладким и упругим. Мараван положил его в миску и отставил в сторону, накрыв чистой салфеткой.
В последнее время работа в «Хувилере» особенно нравилась ему. А именно с тех пор, как там появилась Андреа. Как и все мужчины в бригаде, Мараван был очарован этим загадочным, хрупким и бледным существом, смотревшим на каждого — точнее как бы сквозь каждого — с одинаково отрешенной улыбкой. Мараван воображал себя единственным, на кого она иногда — пусть даже и редко — обращала внимание. Доказательство тому он видел в поведении поваров: в присутствии Андреа они обращались с Мараваном особенно высокомерно.