Кулинар
Шрифт:
– Норис слишком нервная, – отметил Александр. – То, что она впереди, – не показатель. Глагол идет третьим. Но подожди, на финишной прямой он выложится. Ах какие у них запястья, сколько изящества! – пробормотал он, любуясь скакунами.
– А Катька знает, что ты болел? – продолжала житейскую тему Нелли.
«Все события, в том числе и болезнь, ей надо обставить на бытовой лад, обнести забором семейных интересов, – раздраженно подумал Александр. – Не то, как человек переживает свою болезнь, сваливающееся на него одиночество и страх смерти, беспокоит подобных существ, а то, как на его недуг отреагировал тот или иной родственник или знакомый». Эта мысль при всей своей горечи была так сладка и отрадна для исстрадавшегося сердца Александра, что он почти уверовал в свою мнимую болезнь, дававшую ему повод прийти к такому неутешительному, но по-своему приятному умозаключению. Словно он нашел оправдание своему недовольству!
– Я известил ее и маму, поддавшись слабости. – Александр наслаждался уничижительно-горделивой горечью своего одиночества. – Поэтому у меня и есть надежда, что они приедут.
– Ты обязательно должен был известить их, – в духе добрых героинь американских мелодрам высказалась Нелли. – А как ты сейчас себя чувствуешь? – с комичным сочувствием равнодушного человека спросила она.
– Удовлетворительно, – невозмутимо ответил Александр. – Я даже думаю устроить вечеринку в честь моего выздоровления.
Он повеселел и обратил на Нелли игривый взгляд.
– Ты, кстати, уже приглашена. Возможно, Катька тоже будет там. Если приедет, – со значением пояснил он. – Я рассчитываю пригласить, кроме того, некоторых из своих нынешних приятелей и сослуживцев. Холостых. Разве это не шанс для тебя?
Александр лукаво улыбнулся. Нелли разыграла легкое смущение.
– Ты уверен, что я понравлюсь кому-нибудь? – с оттенком кокетства рассмеялась она.
– Я и сам был бы не против за тобой приударить, но знаю, увы, что не в твоем вкусе, – вздохнул Александр и тоже рассмеялся.
Однако смех его быстро погас, и лицо приняло озабоченное выражение.
– Это не ответ, – проговорила Нелли.
– Мне кажется, что ты можешь не понравиться только дураку или извращенцу, – не терпящим возражения тоном произнес Александр. – Хотя должен признать, что светлые волосы тебе больше шли.
– А мне, наоборот, кажется, что этот цвет, – Нелли выдернула пальцами упавший за ворот блузки темный, с фиолетово-красным отливом локон, – делает более выразительным взгляд.
Она сняла очки. Ее густо накрашенные глаза полыхнули изумрудным пламенем.
– Ты была более трогательной, что ли, – снисходительно заметил Александр.
– Зато так я более секси, – рассмеялась Нелли.
– Ну так я могу рассчитывать на твое присутствие на этой вечеринке?
– Можешь, – застенчиво, вразрез с провокационным блеском глаз, пробормотала Нелли.
– Я еще подумал, – нерешительно произнес он. – Может, лучше было устроить встречу на нейтральной территории?
– А если у меня? – предложила Нелли.
– Это было бы замечательно, – улыбнулся он.
«В скачке для верховых пород на дистанции тысяча шестьсот метров победил гнедой жеребец дагестанской породы Глагол, девяносто восьмого года рождения. Мастер-наездник Срутнев. Поприветствуем победителя!» – раздался голос диктора.
Трибуна взорвалась аплодисментами и радостными криками. Игроки заметались вокруг букмекеров.
– Что я говорил! – Александр поднял стакан с пивом и осушил его до дна, словно пил в честь победителя.
Глава XVIII
Дудуев проводил Чинарского до дежурного. Тот достал откуда-то из-под стола грубо сколоченный деревянный ящик и выгреб вещички Чинарского.
– Чинарский Сергей Иваныч? – пробаритонил он.
– Он самый, – кивнул Чинарский и разложил по карманам записную книжку, карандаш, паспорт, ключи и все остальное, в том числе пакетик с осколком. Дежурный пренебрежительно проводил взглядом пакет. Мол, все на месте?
– О’кей, – не стал возмущаться Чинарский, рассовывая вещички по карманам.
Дудуев ушел, не дожидаясь окончания процедуры.
– Ну и черт с тобой, – пробормотал Чинарский.
– Чего? – не понял дежурный, подняв свой бульбообразный нос.
– Все в порядке, – кивнул Чинарский.
Выйдя на улицу, он распахнул пальто навстречу свежему теплому ветру и зашагал в сторону дома.
Опьяненный свободой, Чинарский зашел на минуту в бар «Седьмая верста». Прекрасное настроение срочно требовало подкрепления. Правда, была одна червоточина в охватившем Чинарского упоении – жестокое убийство Надьки Кулагиной и необходимость в этом срочно разобраться. Радостный порыв духа перерос вскоре в благородное стремление заплатить свой долг. Мероприятие обогатилось пафосом благородного служения и воздаяния. Покойникам деньги не нужны, справедливо рассудил Чинарский, а вот если он, вечный Надькин должник, раскроет преступление, жертвой которого она стала, то не просто выполнит долговое обязательство, но завершит начатую ею работу.
Он забежал домой, помылся, побрился, переоделся и снова спустился на улицу. Окрыленный готовностью раскрыть убийство и восстановить справедливость, он махнул пятьдесят «Столичной», закусил твердой, как рог носорога, конфеткой и отправился к Надьке на работу.
Его встретила обремененная траурными думами секретарша главного редактора. Учинила настоящий допрос.
– Какое вы имеете отношение к гибели Кулагиной? – спросила она, когда Чинарский обратился к ней с просьбой показать ее файлы.
– Косвенное, но я имею непосредственное отношение к ней самой, – стараясь соблюдать приличия, ответил Чинарский.
Секретарша заморгала, задумалась, потом настороженно взглянула на визитера и со скептическим видом кивнула. Кивок ничуть не ободрил Чинарского. Он знал эту породу дамочек. Между сорока и пятьюдесятью, с жестким, временами пугливым взглядом неудовлетворенных моралисток.
– Вы ее родственник? – недоверчиво спросила секретарша, сверля Чинарского недружелюбным взглядом.