Кулисы, или Посторонним вход разрешен!
Шрифт:
То, о чем я думал, о чем собирался сказать маме, могло показаться диким и нелепым. Но думать так заставляли меня те, кто сегодня вечером должны были прийти на премьеру спектакля. Ведь среди них должно быть очень много фронтовиков. Сегодня их праздник. Что, если бы они покидали передовую, узнав о смерти своих родных и близких? Как же я могу покинуть свою передовую? Из-за меня одного не состоится спектакль, который мы готовили целых два месяца…
Я
Но мама разрешила мне еще раз позвонить Бурову.
— Я знал, Серёжа, что ты не сможешь поступить иначе, — выслушав меня, мягко сказал Буров. — А в Светлогорск мы вылетим с тобой сразу после спектакля на самолете командующего округом. Сейчас за тобой заедет машина. Загримирую я тебя сам.
А через месяц Шурка поправился и сыграл свой спектакль. Здорово сыграл. Когда я поздравлял его, он как-то странно посмотрел на меня и сказал:
— Хорошо бы сейчас прошло лет десять, мы выучились бы на артистов и работали в одном театре… А?
История одиннадцатая
За волшебной чертой
Десять лет прошло. Мы окончили театральный институт, но…
— Мы же так хотели работать в одном театре, — Шурка укоризненно вздохнул, — а ты всё играешь в «принца». Чего ты не видел в этом Светлогорске? А трепался-то: «вместе, навсегда, будем создавать свой театр»… — Шурка отвернулся от меня. — Ты же знаешь, я не могу ехать с тобой. Отец болен. Тем более его никак не освободят от директорства.
— Не сердись, — я обнял Шурку за плечи, — но мне хочется начать с театра, где когда-то работала моя бабушка, где у меня нет такого влиятельного знакомого, как народный артист республики Буров. Хочется начать жизнь самостоятельно. Стану, как твой отец, заслуженным артистом, вот тогда и ждите обратно.
При этих словах мама полезла в карман и принялась прикладывать платок к глазам.
— Тебе плохо в семье?
Я осторожно прижал ее к себе.
— Через год я приеду в отпуск, и мы все вместе поедем на море.
— С Петькой даже не попрощался, — не удержалась и всхлипнула мама.
— Приедет из стройотряда, пусть на недельку катит ко мне. К тому времени надеюсь потрясти его в какой-нибудь роли.
— И все-таки Борис Ефремович оказался прав, — на мгновенье прикрыл глаза папа. — Удачи тебе, сынок, на твоем самостоятельном пути…
— Внимание, внимание, поезд на Светлогорск… — загнусавил репродуктор.
Мама, конечно, заплакала. Я хлопнул Шурку по плечу.
— Косте привет, — сказал Шурка.
— Передам, — пообещал я.
Перрон качнулся и медленно поплыл назад. Я с удивлением понял, что могу, совсем как в детстве, зареветь…
Прямо на вокзале администратор Светлогорского театра вручил мне ключ и отвел на квартиру, где когда-то я ткнулся лбом в бабушкин вишневый пирог.
Теми же деревянными тротуарами я пришел в театр. Маленькие радуги сполохами огней встретили меня на пороге. Я потянул на себя дверь с надписью «Служебный вход», она тяжело бухнула у меня за спиной. За барьером сидела незнакомая мне старушка.
— Посторонитесь, — услышал я позади себя писклявый голос и отскочил в сторону Вовремя отскочил. Служебная дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился человек ростом с двухэтажный дом, а рядом с ним — рыжеволосая актриса, едва достававшая ему до пояса. Я вспомнил — это она так замечательно играла Джима Гокинса.
Прозвенел звонок, я пошел следом за всеми. Мы пришли в зрительный зал. Я уселся на самый последний ряд. Вокруг все были одеты с деловитой простотой. Один я вырядился, как павлин. Я с ненавистью посмотрел на свой шикарный костюм, сшитый на папину премию.
И тут по рядам зашелестело: «Шеф, шеф». И в зал легкой походкой вошел Костя. Он подошел к оркестровой яме, оперся о барьер, который отделяет ее от остального зала, приветственно поднял руку… Мне даже показалось, что он сейчас гаркнет: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!», но вместо этого он сказал:
— Здравствуйте, соскучились?
Зал одобрительно зарокотал. Было видно, что Костю здесь любят.
Он едва заметно подмигнул мне, почмокал губами, явно одобряя мой наряд, а потом движением руки поднял меня с места.
— Знакомьтесь, это наш новый артист и товарищ Сергей Метёлкин.
Взгляды — насмешливые, добрые, равнодушные, — как муравьи, забегали по моему лицу. Сдавленным голосом я пробормотал:
— Здравствуйте… Вот, приехал.
По залу прокатился смех. Послышались шуточки: долго не было, а мы уже заждались. Но тут Костя поднял руку:
— Ну-ну, набросились… А ты, Метёлкин, не робей. Только умоляю тебя, — Косте, наверное, показалось, что я сейчас подниму руку, — все вопросы потом. После репетиции у меня в кабинете наговоримся всласть.
Я согласно кивнул головой.
— И отлично. Ну, друзья, поздравляю с открытием нового сезона. Актёры, фамилии которых я буду называть, остаются на репетицию, остальные до вечера свободны.
В число семерых, коим надлежало остаться, попал и я. Первый раз за всю жизнь меня назвали актёром. Это было приятно. Мы окружили Костю. Он выделил взглядом меня и ещё двух парней и поманил пальцем к себе.
— Задача, братцы, такая. Вы сотрудники в лаборатории доктора, — и он показал рукой на «двухэтажного». — Сейчас вы мне на сцене будете делать этюд. Создавать рабочую атмосферу…