Кулл беглец из Атлантиды
Шрифт:
“Около полутора тысяч римлян выступают против нас. Это не настоящее вторжение, но от него многое зависит. Это начало попытки расширить свои границы. Они планируют построить крепость в дневном переходе к северу от этой долины. Если они это сделают, они построят другие крепости, натянув стальные полосы на сердце свободного народа. Если я выиграю эту битву и уничтожу эту армию, я одержу двойную победу. Тогда племена устремятся ко мне, и следующее вторжение встретит прочную стену сопротивления. Если я проиграю, кланы рассеются, убегая на север до тех пор, пока они больше не смогут бежать, сражаясь как отдельные кланы, а не как единая сильная нация.
“У меня тысяча лучников, пятьсот всадников, пятьдесят колесниц с их возницами и мечниками – всего сто пятьдесят человек - и, благодаря тебе, триста тяжеловооруженных северных пиратов. Как бы ты расположил свои боевые порядки?”
“Ну,” сказал Кулл, “я бы забаррикадировал северный конец долины – нет! Это наводило бы на мысль о ловушке. Но я бы блокировал его группой отчаянных людей, подобных тем, кого ты поручил мне возглавить. Три сотни могли бы удерживать ущелье какое-то время против любого числа. Затем, когда враг вступит в бой с этими людьми в узкой части долины, я прикажу своим лучникам стрелять в них, пока их ряды не будут сломлены, с обеих сторон долины. Затем, спрятав своих всадников за одним хребтом, а колесницы - за другим, я бы атаковал обоими одновременно и обратил врага в красные руины ”.
Глаза Брана вспыхнули. “Совершенно верно, король Валузии. Таков был мой точный план–”
“Но что насчет разведчиков?”
“Мои воины подобны пантерам; они прячутся под носом у римлян. Те, кто въедет в долину, увидят только то, что мы хотим, чтобы они увидели. Те, кто перевалит через хребет, не вернутся, чтобы доложить. Стрела быстра и бесшумна.
“Вы видите, что стержень всего этого зависит от людей, которые удерживают ущелье. Это должны быть люди, способные сражаться пешими и противостоять атакам тяжелых легионеров достаточно долго, чтобы ловушка захлопнулась. Кроме этих северян, у меня не было такой силы людей. Мои обнаженные воины с их короткими мечами ни на мгновение не смогли бы выдержать такой атаки. Доспехи кельтов также не созданы для такой работы; более того, они не пешие бойцы, и они нужны мне в другом месте.
“Итак, ты понимаешь, почему я так отчаянно нуждался в северянах. Теперь ты будешь стоять с ними в ущелье и сдерживать римлян, пока я не смогу захлопнуть ловушку? Помни, большинство из вас умрет”.
Кулл улыбнулся. “Я рисковал всю свою жизнь, хотя Ту, главный советник, сказал бы, что моя жизнь принадлежит Валузии и я не имею права так рисковать ею ...” Его голос затих, и странное выражение промелькнуло на его лице. “Клянусь Валкой”, - сказал он, неуверенно смеясь, - “иногда я забываю, что это сон! Все кажется таким реальным. Но это – конечно, это так! Что ж, тогда, если я умру, я всего лишь пробужусь, как делал в прошлые времена. Веди, король Каледона!”
Кормак, направляясь к своим воинам, задавался вопросом. Конечно, все это было обманом; и все же – он слышал аргументы воинов о нем, когда они вооружались и готовились занять свои посты. Черноволосым королем был сам Нейд, кельтский бог войны; он был допотопным королем, выведенным из прошлого Гонаром; он был мифическим воином из Валгаллы. Он вообще не был человеком, а призраком! Нет, он был смертным, потому что пролил кровь. Но сами боги проливали кровь, хотя и не умирали. Так что споры бушевали. По крайней мере, подумал Кормак, если бы все это было розыгрыш, призванный внушить воинам чувство сверхъестественной помощи, удался. Вера в то, что Кулл был чем-то большим, чем простой смертный, довела кельтов, пиктов и викингов до своего рода вдохновенного безумия. И Кормак спросил себя – во что он сам верил? Этот человек, несомненно, был выходцем из какой-то далекой страны – и все же в каждом его взгляде и действии был смутный намек на нечто большее, чем просто расстояние в пространстве, – намек на чужое Время, на туманные бездны и гигантские пропасти эонов, лежащие между черноволосым незнакомцем и людьми, с которыми он ходил и разговаривал. Облака недоумения окутали мозг Кормака, и он рассмеялся в причудливой самоиронии.
III
“И два диких народа севера
Стоял, глядя во мрак,
И слышал и знал каждого в своем уме
Третий великий звук на ветру,
Живые стены, ограждающие человечество,
Ходячие стены Рима”.
–Честертон
Солнце клонилось к западу. Тишина, словно невидимый туман, окутала долину. Кормак взял поводья в руки и взглянул на горные хребты по обе стороны. Колышущийся вереск, густо разросшийся на этих крутых склонах, не давал никаких свидетельств о сотнях диких воинов, которые скрывались там. Здесь, в узком ущелье, которое постепенно расширялось к югу, был единственный признак жизни. Между крутыми стенами триста северян плотной массой выстроились в клиновидную стену из щитов, блокируя проход. На острие, похожем на наконечник копья, стоял человек, который называл себя Куллом, королем Валузии. На нем не было шлема, только большая, причудливой работы повязка на голову из твердого золота, но на левой руке он нес огромный щит, принадлежавший мертвому Рогнару; а в правой руке он держал тяжелую железную булаву, которой владел морской король. Викинги смотрели на него с удивлением и диким восхищением. Они не понимали его языка, а он - их. Но дальнейших приказов не требовалось. По указанию Брана они сгрудились в ущелье, и их единственным приказом было – удерживать перевал!
Бран Мак Морн стоял прямо перед Куллом. Итак, они стояли лицом друг к другу, тот, чье королевство еще не родилось, и тот, чье королевство было затеряно в туманах Времени на неведомые века. Короли тьмы, подумал Кормак, безымянные короли ночи, чьи царства - бездны и тени.
Рука пиктского короля опустилась. “Король Кулл, ты больше, чем король – ты мужчина. Мы оба можем пасть в течение следующего часа – но если мы оба выживем, проси у меня чего хочешь ”.
Кулл улыбнулся, возвращая крепкую хватку. “Ты тоже мужчина по сердцу мне, король теней. Несомненно, ты нечто большее, чем плод моего спящего воображения. Возможно, мы когда-нибудь встретимся в реальной жизни ”.
Бран озадаченно покачал головой, вскочил в седло и ускакал прочь, взбираясь по восточному склону и исчезая за гребнем. Кормак колебался: “Странный человек, ты действительно из плоти и крови, или ты призрак?”
“Когда мы спим, мы все из плоти и крови – до тех пор, пока мы спим”, - ответил Кулл. “Это самый странный кошмар, который я когда–либо знал - но ты, который вскоре исчезнет в абсолютном небытии, когда я проснусь, кажешься мне сейчас таким же реальным, как Брул, или Канану, или Ту, или Келкор”.
Кормак покачал головой, как это сделал Бран, и с последним приветствием, на которое Кулл ответил с варварской величественностью, он повернулся и потрусил прочь. На вершине западного хребта он остановился. Далеко на юге поднялось легкое облако пыли, и показалась голова марширующей колонны. Ему уже казалось, что он может чувствовать, как земля слегка вибрирует в такт размеренной поступи тысячи закованных в кольчуги ног, бьющихся в идеальный унисон. Он спешился, и один из его вождей, Домнаил, взял его коня и повел его вниз по склону прочь из долины, где густо росли деревья. Лишь случайное неясное движение среди них свидетельствовало о пятистах мужчинах, которые стояли там, каждый у головы своего коня, готовый остановить случайное ржание.
О, подумал Кормак, сами боги создали эту долину для засады Брана! Дно долины было безлесным, а внутренние склоны голыми, за исключением вереска высотой по пояс. Но у подножия каждого хребта на стороне, обращенной в сторону от долины, где скопилась почва, давно смытая со скалистых склонов, росло достаточно деревьев, чтобы спрятать пятьсот всадников или пятьдесят колесниц.
На северном конце долины стоял Кулл и его триста викингов, на виду, в окружении с каждой стороны пятидесяти пиктских лучников. На западной стороне западного хребта прятались гэлы. На вершине склона, скрытые высоким вереском, лежала сотня пиктов со стрелами на тетиве. Остальные пикты были спрятаны на восточных склонах, за которыми расположились бритты со своими колесницами в полной готовности. Ни они, ни гэлы на западе не могли видеть, что происходило в долине, но сигналы были организованы.