Культура древнего Рима. Том 1
Шрифт:
Что касается неясности пола, имени, функций божества, отразившихся в таких к нему обращениях, как «или бог, или богиня», «или муж, или женщина», неопределенности пола древнейшего пастушеского божества Палес, бывшего и женского (чаще) и мужского рода, обращение к богу с добавлением слов «или каким бы другим именем ты ни пожелал называться», удвоение таких древних божеств, как Фавн и Фавна, Либер и Либера, Помона и Помон и т. п., то, во-первых, следует заметить, что подобные случаи не так уже часты, а, во-вторых, сами древние авторы давали им достаточно убедительные объяснения. Так, Авл Геллий писал (II, 28), что искупительная жертва в случае землетрясения приносится «или богу, или богине», поскольку не было точно известно, какое именно божество трясет землю, и неопределенность диктовалась стремлением избежать ошибки. Согласно Сервию, римляне, опасаясь, как бы враги не переманили на свою сторону божество, опекающее их город, скрывали его имя, причем по понтификальному праву следовало избегать называть и имена других богов. Поэтому на посвященном в Капитолии Гению Рима щите было написано: sive mas, sive femina, a к Юпитеру понтифики обращались говоря: Iuppiter Oplimus Maximus, sive quo alio nomine te appelare volueris (Serv. Аеп., II, 351). Он же пишет, что, по мнению некоторых, божество может быть причастно к обоим полам, и ссылается на имеющееся на Кипре изображение бородатой Венеры, соединяющей в себе мужское и японское начала (Ibid., II, 632). Двуполость Венеры упоминает и Макробий (Sat., III, 8, 3).
Самый интерес к этому вопросу, так же как пример Венеры на Кипре, показывает, что божества с неопределенным полом встречались не только в Риме,
33
Manhardt W. Wald und Feldkulte. В., 1901–1905. Bd. I–II.
34
На близость Цереры к духу хлеба, живущему в последнем снопе, сохранявшемся в доме до нового урожая, указывает упомянутый Варроном обычай украшать дом соломой, собранной после жатвы, которой ведала Церера (Nonn. Marc, p. 378).
Таким образом, перечисленные выше обстоятельства вряд ли можно считать доказательством какого-то особого склада ума римлян, проявившегося в их религиозных верованиях.
То же относится к упоминавшейся ссылке на богов отдельных актов и состояний, заимствованных из индигитамент и наиболее полно приводимых Августином (Aug. De Civ. Dei., IV, 11–24; ср.: Serv. Georg., I, 21). В той мере, в какой они не были плодом ученых спекуляций понтификов, такие боги тоже не специфичны для Рима. Как показал Узе-нер [35] , сопоставляя данные о различных народах, аналогичные божества (как он называл их, «божества момента») с мелкими функциями и именами, произведенными от действий и эпитетов, присущи повсюду ранним стадиям религиозных верований, отразившихся даже в почитании наделенных аналогичными функциями средневековых святых. Такие боги, писал Узенер, имелись и в Греции, где частично почитались во все времена, а частично передали свои функции, с соответственными эпитетами, другим, более популярным и могущественным богам [36] . Следовательно, наличие таких «божеств момента» также не специфично для римлян, тем более что мы не знаем, пи когда складывались индигитаменты, ни в какой мере их авторы заимствовали своих богов из живой религии, а в какой создавали сами.
35
Usener . G"otternamen. Frankfurt am Main, 1948.
36
Так, Хариты в Аттике имели эпитеты Ауксо и Гегемона, аналогичные римским Абеоне и Домидуке, богиням, ведавшим уходом ребенка из дома и его возвращением домой. Горы именовались Карпо и Талло, ведая всходами и созреванием плодов. Имена богов жатвы, молотьбы, сушки зерна, помола, сноповязания, зеленого и зрелого винограда стали эпитетами Деметры, Диониса, Афродиты. Отгонявший мышей Сминтий слился с Аполлоном Сминтием и т. д.
Была ли у римлян в некие неизвестные нам времена мифология, подобная мифологии других стадиально близких к ним народов? Выше уже приводилась точка зрения Дюмезиля и других авторов на возможное существование впоследствии заглохших мифов. Действительно, одним из древнейших римских, известных и у других италиков богов был Янус. Впоследствии он считался богом всякого начала, поэтому ему был посвящен первый день года и каждого месяца и имя его произносилось перед каждым обращением богам. Был он также богом входов и выходов, ворот и дверей, а храм его отпирался во время войны и запирался во время мира. Функции Януса, а также его изображения с двумя и четырьмя лицами неоднократно комментировались позднейшими авторами, высказывавшими самые различные предположения (Serv. Aen., I, 291, 292; XII, 198; Macrob. Sat., I, 9, 7). Но в восходящей к древнейшим временам песне салиев он именовался «богом богов» и «добрым создателем» (Macrob. Sat., I, 9, 14–18). Может быть, первоначально Янус был создателем мира, космоса. О его некогда первенствующем положении говорит и тот факт, что его жрецом был возглавлявший культ царь, а затем при Республике сменивший его и впоследствии оттесненный великим понтификом «царь священнодействий» — rex sacrorum [37] . Затем, с утратой интереса к мифологии космическая роль Януса как создателя мира если не была забыта, то игнорировалась, и трактовка его образа развивалась в двух направлениях: с одной стороны, как бога всякого начала, с другой — как первого царя предков латинов и римлян, жившего на холме Яникуле, гостеприимно встретившего и взявшего в соправители Сатурна, который научил его диких подданных земледелию и вообще более цивилизованной жизни (Serv. Aen., VIII, 319, 322; Macrob. Sat., I, 7, 18–28).
37
Bayet J. Op. cit., p. 99.
Отголоском первоначальных представлений могла быть позднейшая трактовка Януса как мира — mundus (Serv. Aen., VII, 610; Macrob. Sat., I 7t 18–28), как бога, который все формирует, всем правит, знает прошедшее и будущее (отсюда его два лица), как силы, заключенной во всех элементах, их связующей, как создателя человеческого рода, продолжению которого он способствует (Macrob. Sat., I, 9, 14–18 со ссылкой на авгура М. Мессалу и Варрона). Овидий, собравший в начале «Фаст» различные версии о Янусе, изображает его и как жившего на Яникуле царя, в правление которого царили мир, справедливость и всеобщее благополучие, и как бога, обуздывающего войну, бога входов и выходов, небесного привратника, передающего богам молитвы людей, и как бога заключения союзов (в частности, союза Ромула с Титом Тацием), и как первобытный хаос, из которого выделились составляющие мир элементы и возник упорядоченный космос, а сам Янус, первоначально бесформенный шар, приобрел образ бога, блюстителя мирового порядка, стража мира, вращающего его ось. Конечно, здесь несомненно влияние позднейшей философской мысли, но тот факт, что сотворение мира и управление царствующим в мире порядком связывались именно с Янусом, а не, скажем, с верховным богом Рима Юпитером, в сочетании с его эпитетами в песне салиев допускает предположение о его соответствующей роли в некогда существовавшей мифологии. В пользу этого говорят и некоторые наблюдения Кука [38] , отмечавшего наличие и у других народов древности архаического двуликого бога неба, а также связь Януса с архаическими представлениями о небе, как о металлическом своде. Первоначально Янус изображался
38
Cook A. Zeus. Cambridge, 1925, vol. II, p. 322–328, 335, 354, 383.
Может быть, в глубокой древности существовал и миф о происхождении людей от деревьев. На него намекает Сервий, комментируя рассказ Евандра о живших некогда в лесах на месте будущего Рима фавнах и нимфах и племени людей, рожденных стволами крепкого дуба, познавших никакой культуры и цивилизованных впоследствии Сатурном. Сервий пишет, что поскольку древние люди не имели домов и жили в дуплах, то те, которые видели, как они оттуда выходят со своим потомством, думали, что они рождены деревьями (VIII, 315). Об огромной роли культа деревьев и особенно дуба у римлян, как и у других пародов, обширный материал собрал, как известно, Фрезер [39] . Он подчеркивал связь дуба с Юпитером, с альбанскими и римскими царями, носившими венки из дуба. Он обращал внимание на то, что все альбанские цари носили прозвище Сильвии — «лесовики», и высказывал предположение, что цари Альбы и Рима воплощали дух дуба, а через связь с ним — и Юпитера, почему царь Латин стал Юпитером Латиарисом, почитавшимся в горном лесу. Следует заметить, что Юпитер был связан не только с дубом, но и с буком и под именем Юпитера Фагутала почитался в буковом лесу на одноименном холме Фагутале (Plin. . ., XVI, 15, 1). Духом дуба Фрезер считает и божество арицийской рощи Вирбия, сочетавшееся священным браком с нимфой дуба Дианой, святилище которой было у озера Неми. Знаменитый же обычай, по которому жрецом арицийской Дианы был беглый раб, убивший своего предшественника, Фрезер толкует как реминисценцию ритуального убиения царя как духа дуба, воскресавшего затем обновленным. Сакральным браком, по мнению Фрезера, сочетался в священном лесу царь Нума с лесной нимфой Эгерией, почитавшейся вместе с Дианой.
39
Фрезер Д. Золотая ветвь. М., 1924–1920. Т. I–IV.
Как бы ни расценивать гипотезы Фрезера, отрицать значение культа деревьев и леса в римской религии, очевидно, не приходится. Культ отдельных рощ был впоследствии объединен в праздник Лукарий, когда в роще богини Деа Диа приносились жертвы Юпитеру, Янусу, Ларам, матери Ларов, Флоре и Весте во искупление порубок и других нарушений покоя леса. Искупительная жертва приносилась и частным липом, намеревавшимся срубить дерево (Cato, 139). Существовал и бог Лукарис. хранивший созданное Ромулом убежище «между двумя рощами» (Serv. Aen., II, 761). Священные деревья почитались в имениях (Pomp. Porph. Od., III, 221). Древнейшие изображения богов делались из ветвей дерева (Serv. Aen. II, 225). Древпейшие римско-италийские божества — Фавн и Фавна, сильваны, Пик, Кармента, Карна, Робиго, Деа Диа почитались в рощах. Роща была посвящена и Минерве (Plin. . ., X, 14, 1). Часть этих божеств имела, как и Янус, двойную судьбу: оставаясь божествами, они вместе с тем были включены в легендарную римскую историю как цари или связанные с царями персонажи. Так, якобы пришедший из Аркадии и поселившийся на Палатине царь Евандр (впоследствии союзник Энея) был сыном нимфы-пророчицы Кармеиты и ежегодно на воздвигнутом им обоим алтаре получал жертвоприношения (Dion. Halic, I, 31–32). Вместе с тем Карменту почитали и как помощницу при родах, способствовавшую правильному развитию зародыша, как покровительницу детей (Aul. Gell., XVI, 16; Ovid. Fast., I, 627–636). Эгерия была советницей Нумы, подсказавшей ему ряд мудрых установлений, особенно в области культа (Liv., I, 19; Ovid. Fast., III, 285–342). Фавны в Италии и Риме почитались как боги леса, дававшие пророчества в шуме листвы или во сне спящим в лесу, как защитники стад от волков, не смевших трогать скот в день их праздника Фауналий (Pomp. Porph. Od., III, 18, 1; 9; 13). С Фавном был связан древнейший праздник Луперкалий, праздник очищения и плодородия, когда нагие юноши — луперки — бежали вокруг Палатина, стегая женщин ремнями из шкуры жертвенного козла, чтобы сделать их плодовитыми; обряд вместе с тем имел целью отогнать от стад волков. О популярности Фавна говорит разнообразие дававшихся ему имен: Inuus, Incubus, Fatuus, Fatulcus, а также почитание его паредры Фавны или Фатуи, с которой впоследствии связывались разные предания. Пик — Picus Marlins, посвященный Марсу дятел, дававший пророчества жрецу авгуру, державшему в своем доме дятла, согласно традиции привел на место их поселения пиценов, получивших от него свое имя (Nonn. Marc, p. 834). Он же был самостоятельным богом Пикумном, возлюбленным богини Помоны (Serv. Aen., VII, 190). Вместе с тем Пик и Фавн выступают как цари латинов: первым в их ряду был Питумн, брат Пилумна. Питумн изобрел унавоживание полей, почему его называли также Стеркулииом, Пилумн — дробление зерна пестом (pilum). Сыном Пилумна был Пик (по другой версии он был сыном Сатурна — Serv. Aen., VII, 170–203), сыном Пика Фавн, а Фавна — Латин (Serv. Aen., IX, 4; X, 76).
Священными были не только деревья, но и некоторые травы: посвященный Марсу gramen, якобы росший из человеческой крови, вербена, росшая на Капитолии, и вообще дерн, который клали перед жертвоприношениями на алтари (Serv. Aen., XII, 119–120). Столь значительная роль деревьев, растительности, леса, лесных божеств в культе и легендарной предыстории Рима делает вероятным существование каких-то мифов, связанных с лесом и деревьями, в частности происхождении людей от деревьев, мифов, имевшихся и у других народов [40] .
40
В Ирландии и Скандинавии многие роды производили себя от какого-нибудь дерева; в Литве мужчины связывали свое происхождение с дубом, женщины — с липой и приносили этим деревьям жертвы. См.: Unbegaun В, Les religiones des celtes, des germa"UM et des slaves. P., 1948, p. 281.
Существовал также у римлян обычный для многих народов культ возвышенностей и камней. Так, Юпитер имел имя lapis, клятва которым считалась особенно священной (Serv. Aen., VIII, 641; Aul. Gell., I, 11). Со скалой была связана Добрая богиня — Bona Dea (Ovid. Fast., V, 149–159), впоследствии приобретшая особенное значение как объект женского культа, считавшаяся ученой дочерью Фавна, имя которой было табу (Serv. Aen., VIII, 314). Еще более распространено было почитание водных источников (по Сервию, «нет источника не священного». — Aen., VII, 84), культ которых был объединен в культе бога Фоне с праздником Фонтаналий. С водной стихией был связан и бог Нептун.
Почитались и некоторые звери: уже упоминавшийся дятел, орел (птица Юпитера), бык и особенно волк. Помимо волчьего праздника Лунеркалий и предания о кормившей Ромула и Рема волчице, с волками были связаны разные поверья, говорящие об их роли в древние времена. Когда новобрачная входила в дом жениха, порог натирался волчьим жиром: считалось, что волчий жир и части тела волка помогают от многих болезней. Рассказывали, что волчица в присутствии сородичей сочетается браком с супругом, а потеряв его, более не вступает в брак (Serv. Aen., IV, 458), — факт немаловажный, учитывая уважение римлян к женщинам, состоявшим в браке только один раз. Верили, что некоторые люди могут превращаться в волков, а человек, которого волк, выйдя из лесу, увидит первым, лишается голоса (Serv. Bucol., VIII, 97; IX, 54; Plin. . ., VIII, 34, 1–2). Волку приписывались особые магические свойства (Inn., Philarg. Bucol., VIII, 97), шерсть и копчик его хвоста якобы помогали добиться любви; встреча с волком, переходившим человеку дорогу с правой стороны, предвещала необыкновенную удачу (Plin. . ., VIII, 24, 3). Возможно, что с этими животными были связаны и какие-то мифы. По словам Дионисия Галикарнасского (I, 59), на форуме Лавиния стояли очень древние бронзовые изваяния волка, лисы и орла, напоминавшие о предзнаменовании, имевшем место тогда, когда Эней строил город: в лесу загорелся огонь, волк в пасти принес сухое дерево и бросил его в пламя, а орел раздувал его крыльями; лиса же пыталась загасить огонь намоченным в воде хвостом, но этой ей не удалось. Эней понял, что это означает процветание города и зависть соседей, которую он победит с помощью богов. Правда, неизвестно, когда сложилась эта легенда и восходит ли она к каким-то древнейшим корням.