Культура и мир детства
Шрифт:
Наши первые теоретические формулировки относительно темперамента развивались разными путями. Исходя из контраста между ожидаемым мужским и женским поведением и способа институционализации и театрализации этого контраста у ятмулов, Грегори написал первый доклад об этосе их церемонии навендля международного конгресса в Лондоне.
Я провела летние месяцы на междисциплинарном семинаре, организованном Лоуренсом К. Фрэнком в Дартмуте, в ходе которого я усвоила от Джона Долларда 71более точные правила описания характера культур. Затем я принялась за книгу “Пол и темперамент”, в которой я описывала те способы, которыми стилизуют поведение мужчин и женщин культуры арапешей, мундугуморов и чамбули. Хотя вся теория темперамента как социального типа дифференциации у меня уже сложилась,
О том, сколь трудным оказалось для американцев отделить идею внутренней предрасположенности от приобретенного под воздействием культуры поведения, можно было судить по противоречивым реакциям на книгу. Феминистки приветствовали ее как доказательство того, что женщина отнюдь не “по природе” любит детей, и требовали, чтобы у маленьких девочек отняли кукол. Рецензенты обвиняли меня в отрицании любых половых различий. Четырнадцать лет спустя, когда я написала “Мужчину и женщину”, книгу, где весьма тщательно рассматриваются вопрос о различиях культур и темпераменты, а затем и личностные характеристики, по-видимому непосредственно связанные с половыми различиями между мужчинами и женщинами, женщины обвинили меня в антифеминизме, а мужчины — в воинствующем феминизме, представители же обоих полов — в отрицании полноценности и красоты женского бытия, как такового.
В следующую зиму, 1934/35 годов, я занялась проблемой сотрудничества и конкуренции среди примитивных народов. Это была новаторская работа 72, объединявшая специалистов разного профиля — выражение “междисциплинарные исследования” еще не было изобретено. В ней участвовали аспиранты, молодые полевые исследователи, работавшие со мной. Мы исследовали тринадцать примитивных культур, чтобы получить какие-то новые подходы к проблемам нашей собственной культуры.
Центральной проблемой была проблема взаимодействия между формами социальной организации и типами структур личности. В этом исследовании мы смогли выявить взаимодействие между специфическими стилями жизни и некоторыми коллективистскими чертами характера.
Весной 1935 года Грегори приехал в США. Работая вместе с Радклифф-Брауном, мы предприняли еще одну попытку определить, что следует понимать под обществом, культурой и характером культуры. К тому времени нам стало ясно, что исследование прирожденных различий между людьми должно подождать до лучших времен. После своего возвращения в Англию Грегори завершил рукопись своей книги “Навен”, великолепного исследования культуры ятмулов 73.
В Лондоне Рео отверг все психологические подходы к теории. Теперь мы были разведены, и из Англии он поехал в Китай преподавать. Грегори снова получил стипендию в Кембридже, и он и я наконец-то были свободны, чтобы встретиться на Яве и начать полевые работы на Бали.
Глава 17. Бали и ятмулы: качественный скачок
Мы прибыли на Бали в марте 1936 года, во время балийского Нового года — Ньепи, когда весь день на острове царило абсолютное молчание. Никто не ходил по дорогам, не раздавались звуки гонгов, не слышно было криков. Не плакали дети, и не лаяла ни одна собака. Получив специальное разрешение, мы поехали к нашему место назначению в Убуд, передвигаясь в полном одиночестве по обычно оживленным дорогам. Мы увидели остров таким, каким нам никогда не довелось видеть его снова: это была безмолвная сцена без актеров, тонкий и причудливый узор в чередовании засеваемых и убираемых полей. На каждом кусочке этого острова был свой собственный ритм сельскохозяйственных работ. Автомобиль по крутой дороге взобрался на холодное нагорье — здесь впоследствии мы поселились, — а затем помчался вниз, в плодородные земли Южного Бали, где в этот день среди рисовых полей не шествовали даже торжественные процессии уток.
Ровно в полдень наш автомобиль остановился перед домом Уолтера Спайса 74. Мы спустились по ступенькам извилистой каменной лестницы, расположенной между массами тропической зелени, посаженной так, чтобы создать видимость живописных джунглей. Уолтер Спайс, изящный блондин, оторвался от своей беседы с Берил де Зёте, с которой он работал над книгой о балийской драме, и сказал: “Мы уже думали, что не дождемся вас”. Было только время ленча, но мы действительно приехали позднее, чем обещали.
Мы не смогли пожениться на Яве — для этого пришлось слетать в Сингапур. Оттуда мы решили ехать на Бали пароходом, который медленно плыл извилистым путем менаду островами. На судне Грегори читал гранки своего “Навена” и делал предметный указатель к нему. Завершение этой книги для него было условием нашего брака. Тем самым он доказывал, что может сам проделать ту работу, которую мы хотели сделать, работая вместе. “Навен” вобрал в себя материалы трех его экспедиций и прозрение, снизошедшее на него в Чамбули, когда долгие годы упорной, но малоудовлетворительной полевой работы Грегори соединились с годами энергичных и плодотворных исследований, проведенных мною с Рео. Это дало ему и новые идеи о путях развития культур, и планы наших дальнейших совместных работ. Предпринимая экспедицию на Бали, мы надеялись, что сможем разработать новую методологию исследований, объединив подготовку Грегори в биологии, его интерес к тонкостям этоса культур с годами моего опыта наблюдения над тем, каким образом из детей, рождающихся, как мы полагали, с одним и тем же уровнем способностей, вырастают взрослые, которые отличаются друг от друга столь же заметно, как баининги и ятмулы, изученные им, или же как народы, исследованные мною и Рос; самоанцы, добуанцы, манус, омаха, арапеши, мундугуморы чамбули.
Балийскую культуру мы избрали сознательно после долги предварительных размышлений, предполагая, что именно здесь должна осуществиться одна из теоретически мыслимых разновидностей детерминации черт характера культурой. Мы уже просмотрели достаточно много материала в фильмах и фотографиях, сделанных на Бали, наслушались балийской музыки, исследованной Колин Макфи, и прочли большое число составленных Джейн Бело скрупулезных отчетов о церемониях балийцев, связанных со страшным несчастьем — рождением близнецов. Вот почему мы были убеждены, что нам нужна именно балийская культура.
Мне было тридцать четыре года, а Грегори — тридцать один. За моими плечами стояло то, что можно было назвать годами завершенного труда; Грегори же предстояла еще многолетняя работа. Мы выглядели людьми одного возраста, немного моложе, чем были на самом деле. Но во многих отношениях между нами была громадная возрастная разница. Я стала взрослой в одиннадцать лет и с тех пор не переставала быть ею; Грегори же сохранял стройную астеническую фигуру и профиль подростка еще почти десять лет, вплоть до окончания войны. Но энергия, вкладываемая каждым из пас в нашу полевую работу, была энергией различного рода. На Бали мы нашли то, в чем каждый из нас нуждался: я — совершенное интеллектуальное и эмоциональное партнерство, в котором не было никаких напряжений, связанных с личностными конфликтами; Грегори — до конца осмысленный сбор материала. В работе на Бали ему не надо было ждать, пока заполнятся его записные книжки, чтобы потом уже определить направления анализа собранного материала.
За плечами у пас обоих была полевая работа на Новой Гвинее — суровость новогвинейских зарослей, оживляемых иногда лишь птицей яркой расцветки или ярким цветком; опыт работы с народами, отделенными друг от друга страхом и враждой и преследующими свои собственные цели. Эти народы настороженно относятся к европейским гостям и везут их в каноэ или несут в гору их груз лишь тогда, когда это выгодно. Европейцы, с которыми мы встречались на Новой Гвинее, по большей части австралийские исследователи, авантюристы и чиновники, были часто живописны, добры, но с ними нельзя было поговорить о том, чем занимаешься или о чем думаешь. Для большинства из них народы Новой Гвинеи были совершенно чужими и странными душами, которые надлежало спасти несмотря на всю их необычную телесную оболочку. Новогвинейцы, мужчины и женщины, по их мнению, были людьми, поведение которых непрогнозируемо и неуправляемо. И вместе с тем ими надо было управлять, командовать, как-то их цивилизовать. Полевая работа на Новой Гвинее была изнурительна, в особенности на Сепике (где я встретилась с Грегори): москиты и жара, сопровождаемые постоянным раздражением от укусов, порезов, зуда кожи, небольших кожных инфекций, которые могли перейти в трофические язвы. Не было квалифицированной медицинской помощи, и ничего нельзя было сделать, не возложив ответственность только на самое себя.