Культурный код исчезающего индивида
Шрифт:
– На какой такой случай?! – бабушка Нина выставила согнутые в локтях руки в бока и прищурила глаз, как уголовник в фильме «Джентльмены удачи».
Я почуяла неладное и начала мямлить:
– Мало ли какой случай… Вон у мальчишек есть по презервативу…
– У каких мальчишек! – заорала бабушка. – Откуда у них презервативы?!
Она окинула меня оценивающим взглядом, точь-в-точь таким же, какой недавно был у нас с Майкой. Он означал: «Ты что, не девственница?». Но, немного поразмыслив, бабушка успокоилась на этот счет. Как говорится, у пенсионеров нет возможности – здоровья, а у пионеров нет возможности –
– Родители мальчишкам дали по презервативу, – я совершенно утратила инстинкт самосохранения. – На всякий случай!
И тут бабуля раскипятилась:
– Это что за родители такие? На что они детей, спрашивается, толкают?
И тут же последовала обширная лекция, что пионеры могут использовать презерватив по назначению только в браке и после того, как родят бабушке пятого правнука. Пятый правнук – это вообще священная обязанность каждого пионера перед бабушкой и Родиной. Особенно перед Родиной, потому что отечеству нужны порядочные граждане от порядочных родителей, чтобы все призывы Родины неукоснительно выполнять – летать в космос, осваивать Марс, в крайнем случае, честно трудиться токарем на заводе. Поэтому, по мнению бабушки, минимум до сорока пяти лет мне презерватив не нужен. А там дальше, глядишь, и климакс настанет.
Занавес.
Фотография
Я росла еще при прабабушке Люсе, которая была долгожительницей, и, что удивительно, закончила свои дни в своем уме. Она была человеком трудной судьбы, пережившим революцию, две войны, вырастившим не только собственных детей, но и фактически внуков. Достойно проводившей в мир иной свою мать – прапрабабушку Паню (Прасковью), тоже прожившей настолько долго, что я ее помню живой. Растившей уже правнучку – меня. Ну как? Помогавшей растить.
Все хорошо, но, как вы понимаете, бабушка Люся родилась еще при царе, и она заканчивала церковно-приходскую школу – три класса. Она писала только по церковнославянски и читала только одну книгу – Евангелие. Как ни странно, второй ее страстью после Евангелия был сериал «Богатые тоже плачут», широко популярный после Перестройки.
Таким образом, будучи вожаком нашей стаи, бабушка Люся имела глубоко православное мировоззрение. И с ее подачи, я с пеленок усвоила, что самое главное для меня – не принести в подоле. И за моим подолом тщательно следили три пары глаз: прабабушки Люси, бабушки Нины и мамы.
Мы жили в коммунальной квартире. И внезапно, мой подол оказался темой для близкого рассмотрения соседей.
В одиннадцатом классе я уже встречалась со своим будущим мужем – Аликом. Отношения наши были чисто платонические, но встречались мы с Аликом каждый день. Он приезжал ко мне вечерами из профтехучилища, мы брали мою собаку Нору и шли с ней гулять со всеми вытекающими последствиями: хождением за ручку, неумелыми детскими поцелуями и, разумеется, раскуриванием одной сигареты на двоих. Последнее особенно нас сближало.
У нас была коммуналка на девять семей, и одной из соседок была тетя Аня Асолоткина, которая неожиданно решила принять участие в моей половой жизни. Она дала маме ценный совет: мне, старшей дочери, нельзя встречаться с одним мальчишкой, иначе я принесу в подоле. Нужно, чтобы у меня было много разных ухажеров, и я им всем отказывала. Ути-пуси, Бозе мой! Во-первых, откуда у
В общем, мама решила подстраховаться. Она закатила мне скандал. Где-то примерно в это время пьедестал мамы начал немного шататься. Я росла без отца, поэтому мама для меня была божеством. Но в тот день я была оскорблена, унижена и поражена тем, какой у мамы отрыв от реальности. А самое главное, меня покинуло чувство защищенности в семье. Меня посетила мысль, что любая посторонняя Асолоткина может меня очернить в глазах членов моей семьи, и я или получу трепку ни за что, или (о ужас!) семья вообще от меня отвернется.
К чему я это веду? С самого раннего детства мне внушалось, что беременность – это полный конец света. И последние сводки с семейных фронтов этот факт подтвердили.
И вот сейчас я смотрю на фотографию. Качели. Да, я по-прежнему еще рассказываю про качели. На качелях сижу я, и я беременна. И это единственная фотография моей беременности. Я в белой футболке и широких светлых брючках. Живота особенно не видно, я просто похожа не немного полноватую женщину.
Мне казалось, что ничего особенного со мной не происходит. Я не придавала этому событию никакой важности, только немного испытывала облегчение от того, что не принесла в подоле. Сейчас я смотрю, что молодые жены устраивают гендерные вечеринки, на которых сообщают отцам пол ребенка. Они празднуют и наслаждаются своим состоянием. Это была моя единственная беременность. Если бы удалось вернуть время вспять, я бы вела себя по-другому.
Первый звоночек прозвенел в родильном доме. Я лежала в послеродовой палате с немолодой женщиной, уже знавшей толк в жизни. У нее был муж намного младше. На выписку она заказала множество нарядов для своей девочки, завила волосы. Она сказала:
– Я хочу вынести мужу свой подарок!
Подарок? Эта краснолицая курица, которую я родила, является подарком? Я впервые столкнулась с такой точкой зрения.
И, наконец, мне очень помогла вставить мозги на место моя дальняя родственница. Она приехала на смотрины, причем, раньше других гостей. А мне было нечего надеть, мне все было мало. Сверху у меня висели огромные, разбухшие от молока груди, в середине тулова оттопыривался еще не опавший живот, а снизу завершали картину отекшие еще при беременности ноги. И у меня не было ничего из одежды, чтобы встретить гостей, кроме растянутой домашней футболки, а я прекрасно знала, что мои подруги приедут стройными, подтянутыми и красиво одетыми.
– Ничего! – сказала мне эта дальняя родственница. – Зато смотри, какой у тебя мальчик хороший, а у них нет никого! Пустоцветы!
Тогда я впервые поняла, что со мной случилось что-то важное. Этому важному человеку в моей жизни сейчас исполнилось двадцать два года.
Мамой быть очень трудно и одиноко. Понятно, наверное, почему трудно? А одиноко, потому что приходится отпускать взрослых детей. Сначала мы питаем иллюзии, что растим детей для того, чтобы нам подали пресловутый стакан воды в старости. Но любимым детям не желают ухаживать за немощными. Помоги мне Бог нормально состарится и безболезненно умереть.