Купчиха
Шрифт:
— Что ты собираешься делать? — спросил он, потому что от накатившего ужаса не придумал вопроса поумнее.
Тон ответа был так ему знаком, что он как бы воочию увидел Виолу, привычно пожимающую плечами.
— Ну, для начала попробую уговорить их накормить меня и Эди. Или хотя бы напоить, если уж еды они для нас пожалеют. А потом… Если ты имеешь в виду герцога, то… Торговаться! Я купчиха, это я умею лучше всего.
Мельхиор облегчённо расхохотался. Его девочка не сдалась, приняв уготованную им с Эдмоном судьбу, она решила биться до конца, но выбрала для этого знакомое поле. Переговоры. Она этого герцога заведёт и выведет два раза! Разве Мельхиор не был свидетелем, как она уговорила
А ещё… У него нет никакой связи ни с Теодором, ни с Ульрихом, но глупо думать, что они уже выбыли из игры. Когда и тому, и другому станет ясно, что Виола не преодолела перевал, они вернутся. Если против возвращения Теодора у Мельхиора возражений не было, то Ульрих представлялся ему той ещё занозой в заднице. Припрётся и испортит им с Вилечкой всю игру.
Ну что ж, раз уж он всё равно опоздал, надо как-то предотвратить такое развитие событий. Поэтому, не доезжая до стен города, он спешился, завёл лошадь в кусты, сел и достал бланки магической почты. Первым долгом написал Тео. Сообщил, что Вилька попалась и её увезли в замок, а он следует за ней по пятам и предпримет всё возможное, чтобы вызволить их с Эди. А ему, Теодору, поручает держать взбалмошного графа подальше ото всего этого. Не потому что ему, Мельхиору, так жалко Ульриха, хрен бы с ним, а потому, что придуманный им план полетит к демонам, если графёнок попадётся на глаза фар Ниблонгу.
Следующее письмо полетело к Ули. В нём Мельхиор стращал его самыми тяжёлыми последствиями, если графёныш ненароком вздумает вернуться в Эгон. Понимая, что пугать смертью задиристого юношу бессмысленно, он постарался живописать те ужасы, которым подвергнутся Виола и мальчик. В конце он убеждал его отправиться как можно скорее в Элидиану и уже там поискать помощи. Например, обратиться в Коллегию через Ансельма. Сам он прекрасно понимал всю бессмысленность таких действий, но очень надеялся, что Ульрих по молодости пока ещё верит в справедливость и защиту закона.
Отправив оба послания, маг снова сел в седло и его лошадка мирно потрусила в сторону городских ворот. Он не мог дать гарантии, что письма подействуют ровно так, как ему желалось, но зато совесть была спокойна: он сделал всё, что мог в этой ситуации.
Виола оказалась права: старую городскую стражу герцог сменил на своих людей. С одной стороны это было плохо, с другой — хорошо. Плохо то, что солдаты относились с вполне понятным недоверием к каждому, кто приближался, будь то с внутренней или внешней стороны. Хорошим можно было счесть то, что никто из них никогда раньше не видел Мельхиора. Поэтому он подъехал с безразличным видом и на вопрос, кто таков, спокойно ответил:
— Магистр Мельхиор Нарденн, свободный маг, гражданин Валариэтана.
Видимо, такие пташки залетали в Гремон нечасто, потому что солдаты уставились на него, как малые дети на пряник. Затем тот из них, мундир которого украшали две лишние нашивки, спросил:
— По какой надобности явились, магистр Нарденн?
Запомнил, молодец. Маг изобразил на лице скучливую гримасу.
— Каждый год в это время я приезжаю сюда, чтобы купить камни для моих амулетов, и в первый раз меня о чём-то спрашивают. На перевале тоже такие интересующиеся сидят. Откуда вы, ребята, тут взялись? Я же вижу, что не местные?
Глупо. Можно подумать, свободный маг ехал сюда и по дороге ни с кем не разговаривал, был глух и слеп. Стоило капралу пораскинуть умишком, он бы понял, что объяснения мага шиты белыми нитками. Но его сюда поставили не думать, а охранять и докладывать. Поэтому он покивал для солидности, после чего вызвал писца, который прибежал с поклонами и записал Мельхиора в какую-то книгу, которую притащил подмышкой. Затем уже по собственной инициативе капрал стребовал с мага серебрушку и этим все формальности завершились. Путь был свободен.
Идти снова в тот трактир, откуда он так лихо сбежал, не хотелось. Маг вспомнил, что было какое-то заведение на улице, идущей вдоль городской стены изнутри, и двинулся по ней, благо она как раз брала начало у самых ворот. Через три квартала он наткнулся на вывеску "Как у бабушки". Это оказался не трактир, а пансион, который держала симпатичная полная дама средних лет. Только вот постояльцев в нём не имелось уже который год, так что появлению мага милая женщина обрадовалась как подарку. Тут же проводила в комнату, которая отличалась чистотой и тем вариантом домашнего уюта, к которому обычно тяготели зажиточные пожилые горожанки. Салфеточки, чехольчики, кружевца, рюшечки, оборочки и огромное количество пылесборников, дабы было с чего стряхивать пыль метёлочкой. Под высоким бархатным балдахином приезжего ждала кровать, заваленная таким количеством вышитых подушечек, что можно было без зазрения совести начинать ими торговать.
В первую минуту маг опешил, а затем возрадовался. Такие дамочки обычно жуткие сплетницы, а потому очень хорошо информированы. Поэтому он согласился на все условия милой хозяйки, а затем аккуратно выпроводил её, пообещав спуститься к обеду, который будет готов через полчаса.
Ему надо было срочно связаться с Виолой и он не хотел, чтобы посторонняя женщина видела, как он замирает с остановившимся взглядом, прислушиваясь к голосу своей жены.
Виолу, как выяснилось, заперли не в темницу, чего она боялась, а в обычную скромную комнату, которая когда-то принадлежала компаньонке графини. В отличие от пансиона, здесь было пыльно. Но чистюля Вилька не обращала на это никакого внимания, потому что радовалась другому: Эдмона поместили вместе с матерью. Мало того, как только она попросила пить и есть, стороживший их комнату пожилой солдат дал ей воды и спросил, что принести мальчику. Сейчас время обеда, может, и она съела бы что-нибудь?
Вспомнив, что в молоко нельзя добавить никакого яду, чтобы оно не свернулось, Вилька попросила молока и хлеба. Самая безопасная еда.
Эди, отдавший силы на перевале, спал. Сейчас он уже не выглядел умирающим: дышал тихо и равномерно, бледные щёчки чуть порозовели. Когда Виола поднесла к его губам кружку с водой, он завозился, а затем, не открывая глаз, приник к ней и стал жадно пить, пока не выпил всё до дна. После этого откинулся на подушку, которую Вилька успела встряхнуть, и снова заснул.
Ей очень хотелось посоветоваться с Мельхиором. Рассказать, как и куда их поместили, про то, что сумку ей вернули, а там столько всего…, что Эдмон выпил огромную кружку воды, не просыпаясь, а ещё сказать, как она по нему скучает, как ждёт. Странное, ни на что не похожее общение помогло ей не только понять своего избранника, но и прочувствовать. Она ощутила глубину и силу его любви и что-то, глубоко спавшее внутри неё, проснулось и живо откликнулось на эти чувства. А тут подоспело сознание, которое развернуло перед ней картину полного взаимопонимания, то есть того, что Виола искала и не находила во всех тех, кто крутился вокруг неё до сих пор.