Купчино, бастарды с севера
Шрифт:
«А там их уже ждали. Кто — ждал? Верные и преданные телохранители, понятное дело. Штук восемь-десять. Двухметровые все, широкоплечие, с пудовыми кулачищами и, ясная табачная лавочка, в стильных очках с чёрными стёклами», — принялся активно хохмить неадекватный внутренний голос. — «Как же, пингвины антарктические, иначе? Нежных и трепетных олигархов необходимо охранять, устали не зная, от грубого и невоспитанного народа. Дабы, мать его, не порвали в клочья щедрых кормильцев жадного российского чиновничества…».
— Эй, майор! — отвлёк его от раздумий недовольный голос Тургаева. — Ты что там, бродяга, заснул?
Сомов незамедлительно подошёл к начальству и коротко доложил о своей неожиданной находке.
— Плот,
— Не забуду, — пообещал Пашка. — Обязательно направлю… Трофим Иванович, а что это за мутные деятели, выряженные под крутых олигархов, только что общались с вами?
— Ах, эти…, — скривился словно от острой зубной боли Тургаев. — Они и общались, славные российские олигархи. То бишь, владельцы компании «СибирьИнвест». А также заводов, газет, пароходов и большинства целлюлозно-бумажных комбинатов, расположенных на бескрайних просторах нашей милой Родины.
— Серьёзно?
— Серьёзней не бывает.
— А что им было надо?
— Хрен его разберёт. Приехали, услышав про последнее досадное происшествие. То есть, про дурацкую дуэль, завершившуюся двумя трупами, напичканными — под самую завязку — свинцом. Приехали и объявили, мол: — «Достало нас всё это. Официально отказываемся от строительства офисно-развлекательного Центра. Делайте, что хотите. Хоть парк с детскими аттракционами разбивайте, хоть общественный пляж обустраивайте. А мы, тщательно оценив ближайшие перспективы и дальнейшие риски, умываем руки…». Официально, блин. Умывают, понимаешь. Гниды самовлюблённые и хитрожопые… А что — на самом деле — на уме у российского олигарха? Этого никто не знает. Ни Президент России. Ни Папа Римский. Ни сам Господь Бог… Гы-гы-гы! Всё, майор, заканчивай лыбиться и приступай к текущим делам. А я, извини, поехал. Куда? Общаться с другими подчинёнными. Их у меня, слава российской Конституции, как собак нерезаных…
Текущие дела затянулись до самого вечера: составление и подписание самых разных справок, протоколов и прочих бумажек, кропотливая работа с экспертами, вялая пикировка с махровыми бюрократами из районной Прокуратуры.
Наконец, всё завершилось: трупы бастардов, старательно упакованные в чёрные пластиковые мешки, увезли в районный морг, эксперты, «эмчээсники», прокурорские служащие и настырные журналисты-корреспонденты разъехались по конторам, уставшие и слегка разочарованные купчинские обыватели разошлись по домам. Только три пары сержантов-постовых, оставленные на ночное дежурство, бдительно прогуливались-бродили по берегу злосчастного водоёма.
Сомов, выдав подчинённым последние развёрнутые инструкции, прошёл на остановку, сел в трамвай «двадцать пятого» маршрута и принялся с интересом прислушиваться к разговорам пассажиров, посвящённым, как легко догадаться, утренним печальным событиям.
— Ничего я и не придумываю! — активно возмущалась пожилая тётка со старомодным пуховым платком на голове. — Мой внучок Митенька там самолично присутствовал. Хотел рыбки наловить для кошки Муськи. Она, зараза хвостатая, страсть как обожает купчинских ротанов. Глотает их, практически не жуя… Так вот. Только солнышко взошло, как оно и появилось — белоснежное Привидение. Зубами злобно заскрежетало и давай — во всю глотку — выть по-волчьи. Митька, понятное дело, слегка испугался и, бросив снасти, убежал. Потом, конечно, вернулся, мол, удочку жалко стало. Новая, отцом дарёная… Глядь, а по пруду, гоняясь за Призраком, плывут надувные лодочки. Оранжевые-оранжевые такие. А в лодках сидят бравые спецназовцы в пятнистом камуфляже, вооружённые до самых коренных зубов… Туда-сюда, слово за слово, началась отчаянная и неуправляемая перестрелка. «Камуфляжники» палили, как им и полагается, из отечественных автоматов, а подлое Привидение, мать его, отстреливалось из старинной шведской мортиры. Пятерых солдатиков на части разорвало. А подлый Призрак, глумливо рассмеявшись, нырнул и скрылся в бездонной пучине пруда…
— Бесстыжее и неумелое враньё! — оппонировал тётке худосочный гражданин бомжеватого вида. — Ну, не умеют Призраки стрелять. Совсем. Тем более, из шведских мортир. Это я вам, граждане, как кандидат физико-математических наук авторитетно заявляю… Дело было так. Отважные спецназовцы окружили подлое Привидение. Одни лодки поплыли со стороны улицы Димитрова, а другие — со стороны кирпичного завода. Причём, в этих надувных посудинах всяких «солдатиков» не было и в помине, сплошь — офицерский состав… Итак. Наши воины благородно предложили Призраку сдаться, мол, сугубо для мирного научного изучения. А он, тварь неблагодарная, наотрез отказался и начал грязно материться. Тогда генерал-лейтенант Тургаев, дабы пресечь непотребную брань, приказал — по мегафону — открыть огонь на поражение… Здесь неприятный казус и произошёл. Привидения, они же бестелесные. Это я вам, граждане, как кандидат физико-математических наук авторитетно говорю. Поэтому автоматные пули и пролетали через Призрак насквозь… Короче говоря, перестреляли незадачливые спецназовцы друг дружку. Было убито наповал шесть майоров и два подполковника. Ну, и раненых, понятное дело, без счёта…
— Всего восемь трупов? — вмешалась в разговор ярко-накрашенная и слегка подвыпившая блондинка среднего возраста. — Полная ерунда! Чушь законченная! Я сама — в районе часа дня — проезжала мимо проклятого пруда. Там одних только «Скорых» стояло штук сорок-пятьдесят. И в них здоровенные «эмчээсники», трусливо и обеспокоенно оглядываясь по сторонам, загружали чёрные пластиковые мешки с покойниками. Загружали и загружали, загружали и загружали, загружали и загружали. По три-четыре мешка в одну машину…
На углу улиц Купчинской и Ярослава Гашека трамвай остановился. Сомов выбрался наружу, закурил, купил в ближайшем ларьке шесть банок пива и — усталой походкой — заковылял к родимому дому.
Лифт, как назло, не работал. Пашка, изредка чертыхаясь и матерясь, поднялся на восьмой этаж, перевёл дыхание и два раза коротко надавил указательным пальцем на кнопку звонка.
— Мяу! — раздалось из-за двери.
— «Ничего не понимаю», — по-честному признался сбитый с толку внутренний голос. — «Дом и подъезд, однозначно, наши. Может, братец, ты этажом случайно ошибся? Да, нет. Дверка знакомая, оббитая — лет пятнадцать-шестнадцать тому назад — светло-бежевым дерматином. Не говоря уже о латунном номере квартиры…».
Сомов ещё пару раз прикоснулся к кнопке звонка.
— Уже иду! — оповестил звонкий женский голос. — Буквально-таки лечу! Подожди минутку…
Дверь приоткрылась.
— Мяу! — прозвучало снова.
Пашка машинально опустил глаза вниз, и его усталому взору открылась завлекательно-прекрасная картинка: безумно-стройные, знакомые-знакомые женские ноги, плохо скрытые коротеньким домашним халатиком, а к этим знакомым стройным ногам доверчиво и нежно прижимался крохотный чёрно-белый котёнок.