Купец. Поморский авантюрист
Шрифт:
— Видишь, вон, на бережку, это корабли нашенские, — гордо сообщил немец. — Повторю, неделя-другая, их подлатают, мы товар погрузим да в обратный путь пойдем. В Любек. — Мартин покосился на Митьку. — Так вот, на кораблях моих для твоего товара место тоже найдется, как и для тебя самого. А из Любека в Лондон рукой подать, доставим в лучшем виде.
Митька, ждавший этих слов, только улыбнулся, оставив их без ответа. Ганзеец же воспринял молчание «англичанина» по-своему.
— Не знаю, сколько тебе предлагают новгородцы, но это еще то жулье. Обдерут до ниточки и поминай как звали, знаю я их, — заверил
Мартин закончил и скрестил руки на груди, ожидая ответа. Было видно, что ганзеец уверен в своем предложении. А оно на самом деле было шикарным — из тех, что бывают лишь однажды. Ганзеец обещал куда б'oльшие барыши, чем сулил торг с новгородцами, просто потому что перебивал их предложение не глядя. Был уверен, что много за английский товар новгородцы не дадут? Митька все это прекрасно понимал и, наверное, при любых других обстоятельствах тут же пожал бы немцу руку. Однако сейчас рыбак должен был отказаться. Семён не допустит торга. Точка. Мартин и Митька вели разговор в Новгороде, а не в Любеке. Как выражался немец — на чужбине. Формально, по разумению рыбака, для их торга требовалось разрешение от Государя. Не окажись такового, и Семён заблокирует товар, лежащий на его складах. На душе неприятно скребли кошки, но Митька был вынужден отказаться от щедрого немецкого предложения.
— Премного благодарствую за такое щедрое предложение, но откажусь, — сказал он.
Митька думал, что увидит разочарование Мартина, однако на лице ганзейца не дрогнул ни один мускул. Он так и остался стоять, всматриваясь с каменным лицом в немецкие корабли на противоположном берегу.
— Могу я знать почему?
— У меня уже есть договоренности с Ивановским сто и их старостами, — объяснил Митька. — Не могу их просто так нарушать.
— Разве просто так, капитан? Я разве не сказал, что дам десятину сверху предложенного Семёном? — Мартин безошибочно выделил из купцов того, с кем у Митьки был договор, впрочем, догадаться было несложно. — Разве это не повод?
— Не могу, увы, — повторил Митька, но на этот раз счел нужным пояснить свою позицию развернуто: — Да ты сам рассуди, как нам торг вести, если у меня нет на то разрешения от ихнего Царя Иоанна Васильевича?
Только теперь выражение лица Мартина изменилось, на нем скользнуло удивление, но ганзеец быстро подавил мимолетное волнение.
— Разрешение? — переспросил он. — Ты, видать, англичанин, законы местные еще плохо знаешь. Нам, иностранцам, не для всего разрешение от их Царя надобно. Земля русская, но мы-то не с русскими людьми торг поведем. — Глаза немца сверкнули. — Да и кто о торге узнает, если мы говорить не станем?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что я, купец ганзейский, любезно тебя до Англии довезти соглашусь. Пришлый пришлому помогает…
— А на самом деле? — уточнил Митька.
— На самом деле я тебе сразу заплачу, где скажешь. Хоть здесь, хоть в Любеке, — хищно улыбнулся немец.
Теперь уже удивился Митька — такое не приходило ему в голову. Да и как могло прийти? Если ганзеец действительно мог воспользоваться такой лазейкой, ею надо пользоваться. Не об этом ли говорил Семён, когда указывал на возможность покупки товара через ганзейских купцов? Разумеется, рыбачки не поедут ни в какой Любек, но и деньги Мартин готов заплатить хоть сейчас. Неожиданно, а главное, как интересно для рыбачков все складывалось.
— Допустим, вот только товар мой у Ивановского сто на складах, — осторожно заметил Митька.
В его сердце зарождалась искорка надежды, пусть маленькая, но разгоралась она, это несомненно. Мартин же умело превращал искорку в настоящее пламя.
— Ой ли проблема? — отмахнулся ганзеец самодовольно. — Пусть будет на складах, пусть хранится. Где нам его еще хранить, как не на складах? Вот поедем в Любек, и за товаром явишься.
— Как забирать его оттуда? — прямо спросил Митька, полагая, что Мартин не понимает причины беспокойства. — Не отдадут ведь за просто так, я вот о чем.
— Пусть не отдать попробуют, — хмыкнул ганзеец, все он, похоже, более, чем Митька, понимал. — Товар чужой, документы нужные на руках будут. Семён может сколько угодно пыжиться, а товар ему отдать придется. В Любеке, как и в Новгороде, за своих стоят горой, могут и понять неправильно, а то и обидеться. Потому купчики местные осложнять не станут. Не так давно отношения наладились между сторонами, к чему заново обострять. И ладно Ганза, а тут еще Англия в деле.
Митька молчал, переваривая все сказанное. Неужто повезло, и все так просто разрешилось в одночасье? Видя, что сказанное произвело на собеседника нужный эффект, Мартин продолжал:
— У тебя там сукно, олово и вино? — спросил он.
— Так и есть, вон в тех ушкуях привезено, до сих пор, видать, не разгрузили, — подтвердил рыбак, указывая на лодки новгородцев на другом берегу.
— Сколько пудов?
— На память не скажу, бумаги смотреть надо. Но одного сукна у меня сорок восемь сундуков.
Митька ответил честно. Бумаги-то теперь были, морячки и грузчики пересчитывали товар. Митька даже расписывался на приемке груза и получил себе в пользование одну из бумажек.
— Хорошо, посмотрим, а товар он тебе почем приобрести предлагал?
Рыбак на секунду задумался — назвать что ли цифру повыше себестоимости? Вряд ли Семёну и Мартину доведется пообщаться на эту тему с глазу на глаз. И немец гарантировал десятину сверху от любой цены. Была не была…
— По торгу местному, за минусом двух десятин. Десятина на скидку и десятина за расходы, новгородцами понесенные, — заявил решительно Митька.
— Угу. — Мартин явно что-то прикинул в голове, прежде чем продолжить. Похоже, сумма была больше, чем он рассчитывал. — Ну тогда за минусом десятины я у тебя товар и заберу, по рукам?
Митька широко улыбнулся. Не передумал немец — действительно предложил на десятину больше названной цены. Названной! Потому что новгородцам рыбачок предлагал купить по себестоимости.
— И сколько даешь? — не вытерпел Митька.
— Так мы это с тобой посчитаем, с бумажкой на руках, — витиевато ответил немец.
— Договорились!
Он протянул руку и вцепился в руку Мартина так, будто хотел оторвать ее. Это был шанс избавиться от товара, получить деньги и уйти из Новгорода. Со стороны он сейчас смотрелся как обрадованный мальчишка, но ничего не мог с собой поделать.