Купеческий сын и живые мертвецы
Шрифт:
Исправник от стула даже отшатнулся и глянул на Ивана с откровенной оторопью — явно не ожидал подобных речей от купеческого сынка-балбеса. Но, впрочем, тут же и взял себя в руки — подвинул стул к Софье Кузьминичне, сказал:
— Да и вправду, сударыня, я забылся! Прошу вас — присядьте! И я готов заслушать вас первой — а господин Сивцов тем временем может послать кого-нибудь за доктором.
Но, хотя голос исправника звучал ровно, на скулах его отчётливо заиграли желваки. И он одарил Ивана Алтынова таким взглядом, что тот, пожалуй, пожалел бы о сделанном бесцеремонном замечания, когда бы все мысли его не были поглощены другим. Время бесповоротно уходило, и с нервным внутренним смешком Иван подумал: "А вот кого Огурцов станет допрашивать, ежели
И тут неожиданно заговорил Лукьян Андреевич Сивцов:
— За доктором я пошлю, но позвольте всё-таки именно мне высказаться первому.
Софья Кузьминична, которая успела уже усесться на подставленный ей стул, снова ожгла старшего приказчика взглядом. Но Лукьян Андреевич в тот момент на неё не глядел, а потому этого не заметил. Взгляд его был прикован к лицу Ивана Алтынова.
3
Иван встретился глазами с Лукьяном Андреевичем и уловил, что тот хочет о чем-то ему намекнуть этим своим долгим взглядом. Но — купеческий сын был слишком поглощен другими мыслями. Так что проникнуть в смысл этого взгляда не сумел. А между тем старший приказчик Алтыновых, который до этого встал у самого порога — не стал заходить в комнату Валерьяна — сделал теперь несколько шагов вперёд. И остановился примерно на полпути между открытой дверью и застывшим возле одного из окон исправником. При этом потолочная масляная лампа оказалась у Лукьяна Сивцова прямо над головой. Так что лицо его осветилось ярко, и черты этого лица, знакомые Ивану с детства, выражали напряженную решимость.
— Я знаю, что Митрофан Кузьмич Алтынов имел намерение изменить свою духовную. Однако не знаю, исполнил он это свое намерение или пока что нет. — Голос старшего приказчика прозвучал на неестественно резкой, почти металлической, ноте, а глаза свои он воздел к потолку, когда эти слова произносил.
— Вот оно что! — протянул исправник Огурцов, и у него как будто даже встопорщились усы — в такое воинственное настроение привела его эта новость. — И какого же рода были эти изменения?
Иван заметил, как удивила Валерьяна осведомленность старшего приказчика — он даже головой слегка покачал, будто не веря собственным ушам. А на самого Ивана наконец-то нашло просветление: он понял, на что желал ему намекнуть Лукьян Андреевич! И купеческий сын смежил веки — но так, чтобы наблюдать за происходящим сквозь полусомкнутые ресницы.
— Какие именно поправки Митрофан Кузьмич желал внести в духовную — сие мне неведомо. Но вот что я знаю доподлинно: третьего дня он вызывал в свой кабинет Мавру Игнатьевна и имел с нею беседу, продлившуюся не менее часу. Именно после этого он и послал за нотариусом.
Исправник хмыкнул, потер подбородок и в задумчивости опустил глаза к полу. И, как оказалось, именно такого момента Лукьян Андреевич и ждал. Вскинув руку, он мгновенно подкрутил фитиль потолочной лампы у себя над головой. И спальня Валерьяна погрузилась во мрак. Только обозначился прямоугольник дверного проема, возле которого вертел головой в фуражке городовой, прибывший вместе с исправником. От внезапного контраста между светом и тьмой он явно ослеп на время — как и все, кто находился в помещении. За исключением самого Ивана, который загодя принял меры. А теперь широко распахнул глаза, крепко схватил Валерьяна за запястье и повлёк его за собой к распахнутой двери.
— Это ещё что за шутки? — успел услышать он у себя за спиной возмущенный возглас исправника.
Однако ни сам Денис Иванович, ни даже стоявший подле дверей городовой даже не попытались задержать Ивана Алтынова и его спутника. По всем вероятиям — из-за того, что в наступившей темноте не догадались об их побеге. Но — вряд ли бы они остались в неведении надолго.
— На чёрную лестницу! — сквозь зубы процедил Иван, и они вдвоём с Ввлерьяном Эзоповым нырнули в низкую дверку чёрного хода, располагавшуюся в торце гостевого крыла дома Алтыновых.
В один миг они спустились во двор, который ярко освещала луна: после грозы небо уже совершенно очистилось. Так что Иван заметил возле двери два весьма полезных предмета, которые он и не преминул прихватить. Первый предмет был — ещё одна масляная лампа: незажженная, стоявшая на земле. А вторым предметом являлась прислоненная к стене дома коса, отточенная так остро, что даже в лунном свете был видно, как сияет ледяным блеском кромка её лезвия.
4
В отличие от Лукьяна Андреевича, Иван Алтынов точно знал, что намеревался поменять в своём завещании его отец. И теперь, когда они вдвоём с Валерьяном пробирались сквозь яблоневый сад Алтыновых к дальней калитке, что выводила на Губернскую улицу, купеческому сыну пришлось выложить все, что он знал — без обиняков. Ибо его кузен снова вздумал было артачиться: встал на месте и даже обхватил обеими руками мокрый после дождя ствол одной из яблонь.
— Если ты думаешь, — зло прошептал Валерьян, — что я пойду с тобой на Духовской погост, то ты просчитался, братец. И волоком ты меня теперь не потащишь. Только попробуй — и я такой шум подниму, что исправник вместе со своим клевретом в один миг тут окажутся!
— Ну, что же, — сказал Иван, — давай — поднимай шум. Денис Иванович очень хотел узнать, каков был характер изменений в духовной моего отца — так я его на сей счёт просвещу. Я знаю, что ты задумал. Для чего затеял всю эту гнусность с извлечением мертвецов из могил. У нашего уездного нотариуса сейчас лежит новое завещание, которое батюшка попросил подготовить, но ещё не успел подписать.
И купеческий сын вполголоса, почти скороговоркой, изложил Валерьяну всё то, что его родственник и без него отлично знал.
По новому завещанию основным наследником всех деловых предприятий Алтыновых должен был стать именно Валерьян, тогда как Ивану доставались лишь денежные суммы на банковских счетах и дом на Губернской улице. Только Валерьяну дело Алтыновых даром было не нужно. К негоциантству он вообще никакой склонности не имел. А усердие перед дядей изображал только в расчёте на крупное денежное наследство в будущем. Однако перестарался. В том завещании Митрофана Кузьмича, которое всё ещё было в силе, Валерьян и без того был упомянут: ему отходило пятьдесят тысяч рублей серебром. Их-то Валерьян и желал получить. И не хотел ждать естественной кончины дяди. А в дополнение ко всему ещё и решил: нужно представить дело так, будто это Иван Алтынов убил своего отца — пока тот не изменил завещание. В этом случае наследовать Митрофану Кузьмичу его сын по закону не смог бы. А если бы Иван и сам погиб вместе с отцом, так это оказалось бы ещё удачнее. Тогда Валерьян и Софья Эзопова сразу же унаследовали бы всё. Важно было только не попасться и устранить возможных свидетелей.
— Что ты и сделал, — завершил свой краткий монолог Иван. — И тот письмоводитель в нотариальной конторе, которого ты подкупил, несомненно, подтвердит твою осведомленность — как только Денис Иванович Огурцов его прижмет. Так что — выбирай сам: или ты сейчас идёшь со мной, или в ближайшем будущем идёшь в каторгу.
В лунном свете лицо Валерьяна было видно плоховато, однако Иван с удовлетворением отметил, что цепляться за ствол яблони его родственник перестал. И только спросил: с удивлением, в котором — странное дело! — Ивану послышался даже оттенок восхищения:
— Каким же образом ты сумел разузнать всё это? И когда ты успел выучить латынь?
— Да уж было у меня для этого время! — усмехнулся Иван.
И в этом самый момент в недалекой от них части сада раздались голоса:
— Как Бог свят, они сюда побежали! — Это явно выговорил городовой, слегка запыхавшийся от погони.
— Ну, так скоро их беготня завершится, — произнес в ответ на это исправник Огурцов, а потом прибавил: — Как видно, не зря мне прислали ту записку!