Куплю свадебное платье
Шрифт:
— Вот помру — без жилья… совсем я дошел до черты… Зачем ты на меня нажаловалась? Смотри-ии, вот помру — будет тебя за это Агафангел в аду кусать ядовитым зубом прямо за ягодицу!.. Или сосок…
Ирина Касымовна Кузькина, услыхав такое святотатство в свой адрес, слегка пожалела, что натравила ЖЭК на мирного бомжа. Лед сердца ее растаял, когда она разглядела, как оброс и исхудал до этого приличный бомж.
— Ладно, живите в будке пока… — разрешила она, сморщившись. — Только под моим окном больше не мочитесь, — велела Кузькина, зажавши нос кухонным полотенцем. — Вы в кусты за котельной заглядывайте…
— А там собака дежурит, — не согласился Илья Леонидович.
— Ну, хоть за гараж профессора Наседкина, — с милосердным видом повелела Ирина Касымовна и стала пить чай в своей стерильной, как операционная, кухне.
— Дура, ой, дура-а-а-а! — пошел обратно в трансформаторную будку Илья Леонидович, чисто там подмел, притащил с помойки матрац, совсем новый, только со следами чьей-то бурной сексуальной жизни, позаимствовал стираную простыню с веревки, там этих простыней… И стал думать — что ж ему еще нужно?
Какое сегодня число, Илье Леонидовичу было неведомо, он потерял счет времени, начиная с той страшной ночи, когда стал случайным свидетелем преступления. Илья Леонидович пошел на речку, вымылся с мочалкой, постирал все, в чем ходил, пальто повесил проветриться повыше на дерево и, вернувшись к вечеру чистый, благоухающий жасминовым мылом и присыпкой, решил наконец попить кофею наособицу, того самого… Одна банка — бразильский «Не-гро», другая — аргентинский «Танго».
Открыв замочек на будке, он с удовлетворением отметил, как хорошо и тепло в ней и какое счастье, что она пустая — без аккумуляторов, проводов, все вынесли еще в году восемьдесят шестом, когда жильцы подняли скандал — гудит, зараза, спать не дает, и вредно вообще-то трансформаторные будки к домам прислонять! Начиналось новое время, все требовали к себе внимания и даже невозможного, вроде заботы, не то что раньше — жили в землянках целыми поколениями и династиями, и ничего — какую страну подняли, эх!
В общем, Илья Леонидович зажег древнюю плитку со спиралью, сел, налил воды в эмалированную чашку и стал ждать закипания, а она все не кипела, только намеревалась. Илья Леонидович не глядя вытянул из пакета со дна баночку — это был бразильский «Негро» — и, поддев черным ногтем одинокого мужчины крышку, втянул кофейный запах в обе ноздри.
Пахло чем-то этаким! Но — не кофеем.
В банке, туго свернувшись, лежали и улыбались доллары.
— С новосельицем! — На пороге возник участковый Автандил Георгиевич Сазанчук. — Кого убил?..
— Кого убил, кого убил? — сварливо передразнил Илья Леонидович участкового и аккуратно завинтил крышку бразильского «Негро». — Кончился кофеек, баночка совсем пустая. — Он кинул банку на бетонный пол, ногой загнал ее под матрас, который лежал на шести кирпичах, и посмотрел на участкового взглядом, в котором, кроме уюта, был еще покой, да.
— Значит, кофейком не угостишь? — внимательно оглядев простыню, о пропаже которой с утра пылилось заявление пенсионерки Гусельной, вздохнул Сазанчук.
— Отчего же, у меня еще баночка имеется, — подмигнул Илья Леонидович и начал рыться сперва в одном пакете с Майклом Джексоном, потом в другом — с лицом Христа… Вытянул сперва трусы без резинки, затем несколько разных носков нескромных расцветок, спиртометр, брошюрку о раке толстой кишки и много использованных железнодорожных билетов, которые зачем-то собирал…
— Ладно, чего там, я в другой раз зайду, — серьезно сказал участковый. — Не беспокойся так… Илья Леонидыч.
— Я гостю — все!.. — Вывалив содержимое мешка на пол и вытянув длинный галстук цвета палтуса, который был, между прочим, от Хьюго Босс, Илья Леонидович царским жестом поставил банку аргентинского «Танго» на табурет.
— Ну, заваривай, — уселся рядом на матрац Автандил Георгиевич. — Слушай, ты простыню где покупал?
Илья Леонидович, склонив голову над плиткой, ждал признаков кипячения и прочистил горло, сказав: «Гммм!..» — проигнорировал вопрос участкового.
Вода забурлила неожиданно.
— Ну, заваривай, — потянулся и пощупал матрац под собой Автандил Георгиевич.
— Не гони, — солидно произнес Илья и, поставив рядом два стакана, открыл банку «Танго».
— Ты куда деньги дел? — неожиданно спросил участковый.
А надо вам сказать, это был его второй коронный вопрос.
Первый: «Кого убил?»
Второй: «Куда деньги дел?»
И задавал их Автандил Георгиевич всем и всюду, кроме начальства, конечно, а подчиненных у него не было.
Если бы вы видели Илью Леонидовича в тот момент, то тоже прикусили бы язык, как и он, увидев во второй кофейной банке свернутые доллары… Илья Леонидович почувствовал, что может умереть…
— Мне плохо! — прохрипел Илья и, стукнувшись грудью о матрац, придавил впалым животом банку с долларами, и было ему, кроме шуток, отвратительно.
Радостное безумие от обнаружения денег перемешалось со страхом перед дотошным участковым, а еще сюда примешались покойники из 56-й квартиры, которых он ограбил. «Хотя раз они покойники, зачем им деньги? — всхлипнул и засучил ногами по бетонному полу бомж Брежнев. — На фига им доллары?»
— Ты бы встал. — Участковый сперва даже подумал, что бомж устроил комедию с наигрышем, бомжи — они такие… Но Илья Леонидович всхлипывал и стонал, поджав ноги к животу, вода кипела, а плакал Илья до того правдоподобно — банка впилась ему под ребро прямо в печенку!..
— Может, фельдшера? — сочувственно спросил Автандил Георгиевич.
— Ты дверь прикрой, Автандил, — просипел сквозь зубы бомж Илья, — я посплю, отлежусь… А кофей мы с тобой потом… попьем…
— Да? Ну гляди. — Автандил Георгиевич вышел из трансформаторной будки, прикрыл дверь и пошел в сторону опорного пункта, где его дожидалась гражданка Гусельная, которая не могла смириться с потерей простыни в голубых незабудках и, размазав слезы, намеревалась плакать еще дней пять.
Илья Леонидович расстелил газетку, смахнул с нее пыль, разложил рыбку, хлеб и начал есть. То, что он теперь богат, придавало такой необыкновенный вкус и хлебу на газетке, и подлещику! Эх, в общем, если раньше Илья жил жизнью-эрзацем, то с находкой денег в кофейных банках жизнь развернулась к нему лицом, а не задницей.