Куплю свадебное платье
Шрифт:
— Умер.
— Сам? — не к месту заулыбался Иншаков.
— Ну-у, са-а-ам, — задумчиво взглянула на старшего лейтенанта Альбина. — Не сам…
— Такой молодой? — сочувственно покачал головой лейтенант и подвигал красными ушами.
— Да прямо! — словно опомнилась Альбина. — Мо-ло-дой!
— Да что вы говорите, — профессионально вежливо поддакнул участковый. — Немолодой был супруг?..
— Да он у меня на кухне спал! — выпалила Альбина. — На выселках.
— Не может быть! — притворно-счастливо удивился старший лейтенант.
— Представляете?
Лейтенант слушал, затаив дыхание.
— Я его опять — по-отрогаю, — шепотом поведала Альбина, — а он!..
— А он? — эхом переспросил старший лейтенант.
— Не трогай, говорит, экспонат руками! — мужским голосом передразнила покойника Альбина. — А собственно, что вы ко мне пришли?..
— Опрашиваем весь подъезд по поводу убийства вашей соседки, — серьезно сказал Витя и нахмурился. — Вы ничего не видели?..
— А вы?
— Конечно, нет, — опешил участковый.
— А если подумать? — не отставала вдова.
— О чем? — начал Витя. — Гражданочка Яроцкая…
— Лети отсюда! — показала на дверь вдова, участковый ей порядком надоел.
— Что? — обиделся участковый.
— Летите отсюда, лейтенант, я спала во время убийства.
— А вот соседи…
— Летите к соседям!
— Смотри, ну все-о-о!.. — увидев, как старший лейтенант Иншаков выскочил из подъезда и помчался сперва к котельной, потом — к шоссе, присвистнул И. Л. Брежнев.
— Что такое? — удивился капитан Сазанчук, высунувшись в форточку опорного пункта.
— Башку снесло от любви!.. Бегает, дымится, как головешка, и в глазах — по углю! — Бомж Илья Леонидович качался на месте, так как был пьян, но видел все превосходно.
— У кого? — не видя Иншакова из окна, снова спросил Сазанчук.
— Да у Витька вашего, — махнул рукой Илья Леонидович.
— А по кому он?.. Дымом-то ух несет! — понюхал воздух Сазанчук.
— Альбинка с четвертого этажа — черная вдова, — со знанием дела поведал Илья Леонидович.
— Опа! — не поверил Сазанчук, но все-таки солидарно сказал: — А что? Витька — что? Витька — в норме.
Продолжив свой обход через сорок одну минуту, Иншаков двух старушек Фонариковых, которые жили как раз над Ниной Ивановной, в тот день не обнаружил. Виктор Иванович звонил им десять минут, но старушки уехали в храм Христа Спасителя. И дверь ему никто не открыл.
Умиротворенное и отрешенное лицо прораба Хренкова не обмануло Ольгу Леонардовну ни на секунду.
«Таких, как он, нужно регулярно обследовать у психиатра, — сделала твердое умозаключение старший следователь Солодкина. — А лучше посадить на десять лет в Кащенко и пусть не третирует нормальных людей!»
Со слов двух свидетелей — Хренкова и Кузькиной (соответственно — квартира 55, шестой этаж, и квартира 35, первый этаж) выходило, что и Хренков, и Кузькина видели, как подозреваемый
Кузькина и Хренков чуть не подрались, выясняя, что было до, после, во время, сперва и потом, в течение часа, дня, ночи; запутались сами и запутали следствие…
Обычно такие свидетели на вес золота. С их помощью человека можно посадить навсегда…
Дальше выслушивать этот бред Ольга Леонардовна не стала, у нее заболел лоб.
«Все! Еще одна квартира, и все!.. Не могу», — пообещала она себе, вызывая лифт.
Таня Дубинина, которую Ольга Леонардовна встретила, выходя из лифта на шестом этаже, потрясла ее своей худобой и траурной черной блузой.
— Хоронить едем, — обронила Танина мама. — Зятя. Разбился вместе с Соболем.
— Простите, — прижав руку к сердцу, сказала Ольга Леонардовна. — Танечка…
На что Таня кивнула и пошла вниз по лестнице.
— Доченька, лифт, — шепотом позвала ее мама, Таня вернулась и стала ждать, опершись спиной о чужую дверь.
— Зябко, — взглянув на Ольгу, сказала Таня Дубинина. — Живу, Оля, как живу…
В квартире на шестом этаже мелькал свет.
— Брат Нины Ивановны ходит, — пояснил Автандил Георгиевич. — У него ключ, и вообще — он теперь там хозяин.
— Может, привидения? — пошутила Ольга Леонардовна.
— Да нет, — закрывая опорный пункт беспорядка на ключ, пошел провожать старшего следователя Солодкину на трамвайную остановку Сазанчук. — Таких не держим.
— Запуталась я, — поежилась Ольга Леонардовна, шагая мимо домов с участковым.
— Распутается, вот увидите, Оля, — сказал Автандил Георгиевич и посмотрел по сторонам. По Архангельской улице ехали машины.
Ветер из окна
— Страшный звук в ночи!..
Нельсон поднял ушки и прислушался — тихо. Потом вздохнул.
— Вот! Опять! Свист!..
Это посвистывал его же нос, сам по себе…
— Играется он, что ли?
Ночью на подоконнике так приятно обдувает шерстку из открытого окна. Лабрадор, свесив лапки, лежал и обдумывал течение жизни в родном подъезде и вдруг понял — роману не хватает ЛЮБВИ!
Само слово РОМАН предполагает ЛЮБОВЬ.
И она была, но…
Пятнышки звезд на небе, черные провалы по бокам небосвода, кусок бледной Луны в центре галактики — что? что? что еще сулили людям в будущем эти безусловные величины мироздания? Эти свидетели несчастий и маразма, и многих любовных свиданий смертных в преддверии ночи, когда хочется не дрожать, засыпая в одиночестве, а чтобы кто-то живой и горячий обнял тебя и прижал к себе в надежде на еще одну маленькую страсть.
Пес взвыл! Напугался сам себя и бросился на улицу…