Куплю тебя за миллион
Шрифт:
Взгляд обводит небольшое помещение.
Небольшая софа, кресло, стол и два мягких пуфа… Даже телек на стене висит, транслирующий что-то…
Мари сидит за столом, катает между ладоней небольшую чашку с напитком, улыбается, глядя на экран.
— Сейчас будет мой любимый момент. Цунами из бассейна! Никогда не забуду свое выражение лица… — посмеивается Усатыч. — Я не знал, что младшенький плавает, почти как амфибия, и думал, что спасаю сына.
Пылая от гнева, наблюдаю за какой-то придурковатой любительской съемкой семейного
С одной стороны, хорошо, что он не показывает моей дорогой Проблеме себя в бассейне в окружении сисятых телок, чтобы показать, какой он все-таки супер мачо.
На видео этот придурок с разбегу ныряет в небольшой надувной бассейн, в дурацких, оранжевых семейных трусах, спасая пацана, которого спасать совсем не нужно. Как результат, одна из стен надувного бассейна, не выдержав здоровенного мужика, продавливается, выпуская поток воды, затапливая газон и всех остальных членов семьи. Они с визгом бросаются прочь, кто-то падает, поскользнувшись на газоне, ставшем скользким от влаги.
Оператор люто смеется и получает за это струей водяного пистолета прямиком в лицо… Видеоролик закончился.
— Что здесь происходит? — спрашиваю грозным голосом.
Марианна вздрагивает, опускает чашку чая на стол, смущается.
— Жду результатов анализов. Петр Николаевич запросил ускоренную обработку. Осталось подождать всего полчаса.
Мари говорит извиняющимся тоном и пытается улыбнуться мне. Вот только улыбка натянутая, через силу.
Нервирует.
С каких пор между нами повисло это гребаное напряжение?!
После разговора с отцом? После разговора с Усатычем? После просмотра дебильных видео чужой семьи?
Капают и капают на мозг моей бедной девочке… Нейролингвистическое программирование, вот как это называется.
Мари впечатлительная и очень наивная, открытая. Плодородная почва, в которую, что посеешь, то и пожнешь. Сначала мой отец ловко обработал Мари разговором, посеяв сомнения, застращал. Теперь он чужими руками усердно пичкает мою девочку разговорчиками о семье, скармливая ей сладкую, но лживую конфету о семейном счастье.
Что потом?! Она начнет капать мне на мозг желанием завести детей?! Пожениться?!
Черта с два. Меня устраивает все, как сейчас. Приятное времяпрепровождение, в компании с Марианной я отдыхаю мозгами и телом. Не хочу ничего менять. Единственное, чего желаю, оказаться от всех подальше. Больше мне не нужно!
— Полчаса? Выйдем, поговорим.
— Хорошо. Я только чай допью.
Шагнув, останавливаю чашку у самого рта Марианны.
— Уверена? Что за чай тебе здесь скармливают? Я тебя совсем не узнаю.
— Молочный улун, — отвечает Усатыч, поднимает свою чашку. — Я и сам его пью. Ничего криминального. Из сладостей только абрикосовая пастила и клубничный мармелад на агаре.
— Вы всех клиенток так обслуживаете? — спрашиваю с яростью.
— Нет, что вы. Я занимаюсь исключительно вип-персонами
— Составить?! — хмурюсь. — Рецепт?
— Со здоровьем Марианны ей противопоказан прием агрессивных гормонов, в том числе те таблетки, что девушки обычно принимают в течение семидесяти двух часов после незащищенного секса, чтобы предотвратить наступление нежеланной беременности, — разводит руками врач.
— И что вы предлагаете?
— Глеб, мы уже все обсудили, — пытается ввернуть свои слова Марианна. — Петр Николаевич объяснил, что мне сейчас принимать никакие таблетки нельзя. Нужно подождать некоторое время, провести тест на беременность. Если не наступит, то уже потом можно будет принимать специальные таблетки, а если…
— Рот на замок! — останавливаю ее жестом. — Ты еще слишком юна, чтобы решать!
Подняв Марианну, сам усаживаюсь на пуф, смотря на доктора с оскалом.
— Жду подробных объяснений. И без чая.
— Какой же ты иногда… ужасный монстр! — выдыхает Марианна и быстро выбегает из кабинета врача, громко хлопнув дверью.
Марианна
— Опять губы надула?
Вопрос Бекетова обрушивается сзади и придавливает.
Иногда мне с легко и просто, а иногда я начинаю бояться, что просто не вывезу его тяжелого характера и тотального, деспотичного контроля во всем. В особенности в том, что касается посягательств на его свободу и личное пространство. По какой-то причине Глеб яро охраняет эту зону и не позволяет приблизиться.
Я продолжаю смотреть в окно коридора клиники, но теперь вместо пейзажа за окном, разглядываю отражение Бекетова в стекле. Прозрачное, едва заметное.
Он возвышается надо мной гранитной скалой мускулов и твердолобого желания держаться как можно дальше во всем, что не касается секса. В сексе, как выяснилось, у Глеба нет границ и нет пределов для желания. Даже сейчас он всего лишь опустил ладони на мою талию и прижался грудью, но я чувствую, каким жаром наливается его дыхание и густеют порочные мысли, окрашиваются в темный.
— Почему ты меня отталкиваешь?
Смотрю на его льдистый взгляд через стекло, но даже так хватает остроты, о которую можно порезаться очень глубоко.
— Я тебя не отталкиваю, Проблема. Есть договоренности. Я их чту. Только и всего.
— А как же я? Я тоже для тебя лишь договоренность? — спрашиваю с обидой.
Слышится тяжелый вздох. Протяжный и глубокий, в котором Бекетов словно всего себя выдыхает как можно медленнее, чтобы не сорваться.
Я напоминаю себе, каким он был в самом начале нашей встречи — жестким, несгибаемым, затыкал мне рот по каждому поводу и грубовато, по-мужски шутил. Многое ли с тех пор изменилось? Его характер все тот же, как у каменной глыбы с толстым наростом льда.