Куплю твою жизнь
Шрифт:
Я не произношу это вслух, но ведь всё и так очевидно.
Красиво скрыть эмоции и гордо уйти в закат у меня уже не получится.
Он тяжело вздыхает. Утомлённо. Вероятно, откладывал этот разговор до последнего, но он уже ему наскучил.
Мне кажется, не объявись Патимат, он бы даже в день свадьбы не признался.
— Да. Ничего. Этот брак лишь часть бизнеса.
Моими слезами можно жажду путникам в пустыне утолять. Они льются и льются неконтролируемым потоком.
— У тебя будет с ней
Я склоняю голову, рассматривая его. Желая услышать отрицание.
Нет, не будет семьи.
Нет, не будет детей.
И секса с ней тоже не будет.
Но он молчит.
Боль становится ещё острее, ещё глубже. Теперь я точно понимаю, что это правда.
Не ложь, не злая шутка. А ужасная реальность. Страшный сон.
Но мне так хотелось услышать от него, что ради меня он нарушит уговор. Останется со мной. Только моим.
— Я к ней ничего не чувствую, — единственное, что получаю в ответ.
Прикрываю глаза. «Это сейчас ты ничего не чувствуешь, — думаю про себя, — а когда любить по ночам будешь вместо меня — почувствуешь. Когда общих детей будешь с ней нянчить — почувствуешь. И тогда я тебе уже не буду нужна».
С этой мыслью, поняв неотвратимость ситуации, я уже решила для себя всё.
— Между нами всё кончено, — смотрю на него, не сомневаясь в том, что это единственно верный выход из ситуации.
Глава 37
Я просто не смогу иначе. Не смогу ждать его, зная, что он рядом с другой. Что приходит ко мне после секса с женой. Что этими губами, которыми целует меня, он целовал её. Любил её. Врал ей, как сейчас, вероятно, врёт мне.
Это уничтожит мою личность. Сотрёт в порошок. Сделает его безвольной рабой с переломанным им же хребтом.
Я уже ощущаю, что медленно гибну. А если останусь с Сабуровым, то сойду с ума от ревности. Мучительно умирая, корчась в муках непрекращающейся агонии.
— Нет, — он поднимается, поправляет пиджак. Смотрит на меня строго. Будто я бьющийся в припадке ребёнок, чьи слёзы ему надоели. И от уговоров пора перейти к воспитанию. А то и наказанию.
— Одевайся. Здесь ты не останешься.
Пропускает мои слова мимо ушей. Моё решение ему не интересно.
— Нет, — вторю ему, — я к тебе больше не вернусь. Одежду, подаренные побрякушки можешь оставить себе. Уходи.
Включает ночник. Холодный свет лампы бьёт по глазам.
Не желаю, чтобы он видел меня такой. Сломленной. Раздавленной. Хочется собрать остатки гордости, а не валяться у его ног, умоляя сделать выбор в мою пользу.
— Ты сейчас уйдёшь отсюда со мной, — вновь слова, полные уверенности. Во мне. В моих поступках.
Меня выворачивает от этого
Поднимаюсь с постели. Приняв душ, уснула в отельном халате. Дрожащими пальцами завязываю его на поясе, утопая в нём. Складываю руки на груди, будто ограждая себя от мужчины, норовящего нарушить границы.
— А если нет, то что, Сабуров? — сузив глаза, сверлю его взглядом.
— Я заберу тебя силой.
Очевидный ответ вызывает горькую усмешку.
— А дальше что? Всегда будешь брать меня силой?
Решительно огибает кровать, да так, что я пячусь, пока ногами не касаюсь прикроватной тумбочки. Дальше деваться в четырёх стенах мне всё равно некуда.
Продолжаю смотреть на него, упрямо задирая выше подбородок. Меня всю колотит. Сжимаю кулаки, стараясь удержать эту дрожь в них.
Он стоит некоторое время не двигаясь. Просто нависая надо мной, подавляя высотой своего роста. Изучая свою загнанную добычу.
Пытаюсь увидеть себя его глазами. Заплаканная девушка с разбитым сердцем.
— Ты меня любишь, — касается щеки, а я отворачиваюсь, сжимая губы.
Совсем не те слова, которые хотелось бы услышать. Эти я и так знаю.
Но мне кажется, я разгадала его план.
— Из-за этого предположения ты сделал вывод, что вправе так поступать со мной? Что я не смогу с тобой расстаться? — Он близок к истине. Но недостаточно.
— Не упрямься, Серафима, — сжимает моё плечо стальной хваткой. Потирает чуть-чуть, словно разминая зажатые мышцы. Но нет, он не пытается снять моё напряжение. Он просто держит.
— Ты действительно веришь, что я не смогу найти тебе замену? Не смогу вырвать из сердца? — привстаю на цыпочки, чтобы видеть выражение его глаз. Заглядываю в них, изучая воронкой закручивающийся в них тёмный омут.
Пальцы на руке впиваются жёстче. На миг мне становится страшно. Сердце ускоряет темп. Вижу, как вздулись на челюсти желваки. Того и гляди, зубы посыплются от того, как он их сжимает.
— Я никогда не дам тебе уйти.
В его словах нет двойного подтекста. Всё предельно ясно. Однозначно.
— А я твоего разрешения просить не собираюсь.
Мир неожиданно переворачивается, и единственное, что доступно моему зрению, — вид его потрясающего зада и спины. Он перехватил меня за талию и закинул себе на плечо.
Принимаюсь визжать что есть мочи и бить со всей силы его по спине. Но упёртый козёл даже не шелохнулся, ни один мускул от этих ударов не напрягся.
— Отпусти меня, Сабуров! — кричу на весь коридор. Кто-то из постояльцев отеля осмелился открыть дверь.
— У нас медовый месяц, — с настолько грубыми интонациями в голосе поясняет Сабуров постояльцу, что тот трусливо закрывает её обратно.