Курбан-роман
Шрифт:
– А там бумаги нет! – оправдывался, заикаясь, Боря под смех других.
– Ты что, не можешь листок из старой тетради вырвать? – ругала его воспитательница, не принимая оправданий – не самой же убирать в конце концов.
И ни один среди хихикающих одноклассников, в том числе и он, Нивматуллин, не подал голоса в защиту своего центрового. А Коля Березин еще и подначивал, задыхаясь от смеха: «Тоже мне, Баскетболист, в кольцо унитаза попасть не может».
После этого воспоминания Мише было уже как-то не по себе оправдываться ледяной водой,
Конечно же, Людмила Васильевна знала о нечистоплотности собственного сына, ведь ей приходилось стирать Борины трусы. И не только стирать, но и подшивать резинками снизу.
Однажды в воскресенье её сын, находясь в ванной и уже раздевшись догола, позвал: «Мам!»
Ну, не умел он стричь ногти на руках, а то, что он уже успел раздеться, Боря сообразил слишком поздно, когда Людмила Васильевна уже входила в ванную комнату со словами: «Чего тебе, Барсик?»
Конечно, Боря быстро, насколько ему позволяла сообразительность и координация, прикрылся, но мать все равно увидела, что у её сына крошечный член на фоне огромной, отвисшей почти до колен, мошонки. Так Людмила Васильевна узнала, что её сын несостоятелен как мужчина, что её Барсик «изначально кастрирован», и её эротические страхи развеялись сами собой раз и навсегда.
Тут следует сказать, что кличку «Баскетболист» её Барсику дали как раз за огромные, как баскетбольные мячи, яйца. А не отвечал Батистов на побои, потому что уж слишком болезненным и незащищенным местом была его мошонка – это он ощутил с детства. И еще, больше Миша Нивматуллин не заходил домой к Батистовым. Наверное, сильно стеснялся.
Конечно, потом они помирились. Помирились, как это бывает, встретившись однажды на улице и обрадовавшись друг другу.
Это было уже после окончания школы. Миша тогда был в длинном черном пальто, что подчеркивало его рост под два метра и черную шевелюру. Выглядел он просто сногсшибательно.
Миша рассказал Людмиле Васильевне, что устроился охранником в банк.
– Какой ты молодец, Мишка! – восхищалась Людмила Васильевна, любуясь красотой щеголеватого юноши. – Как, наверное, тобой мать гордится. Какая она, наверно, счастливая!
– Не без этого, – смеясь заметил Мишка, – ну, а как там Борис?
– Как Борис… Ты же его знаешь. Устроился тут помощником каменщика на кладбище, но проработал недолго.
– Что так?
– Себе дороже. Знаешь же, на его пятьдесят второй размер обуви не напасешься, да и спецовку надо… Да ты хотя бы позвонил ему, а то он все дома сидит, будто не молодой парень.
– Не вопрос, – заметил Миша и, достав из кармана пальто сотовый, набрал номер приятеля.
– Здоров, сидячий? – бодрым голосом поздоровался со школьным приятелем Мишка.
– Кто это? – раздалось в трубке тревожное мычание Бориса Батистова. Людмила Васильевна слышала голос сына.
– Да
– Миша, здорово! Ты где? Заглянул бы, а? – радостно засмеялся Борька, и вместе с ним смеялась его мать.
– Слушай, давай лучше на баскетбол сходим, у меня тут лишний билетик есть.
– Давай, давай, – быстро соглашался Борис, и в такт ему кивала головой довольная Людмила Васильевна.
– Вот спасибо тебе, Мишенька. А то для сына моего, для Борьки-то, вся жизнь, весь мир за пределами квартиры – словно пропасть, в которую он, Барсик, очень боится упасть со своего подоконника-порога.
Вот таким макаром, Борис и Миша пришли к огромному новехонькому, сверкающему затемненным стеклом «Баскетхоллу». Шла финальная серия «Уникса» и «Урал-грейта». Купив с рук незаметно от друга «лишний» билет, Мишка провел Борю в сектор номер 4. Игра уже началась под страшный рев и свист трибун. Боря воочию увидел, как такие же нескладешные верзилы, как он, играют, не обращая внимания на улюлюканье, свист и оскорбления собравшихся. Этот травящий рев-визг, особенно в адрес центрового Энсти, когда тот промахивался, напомнил Боре самые неприятные мгновения его жизни.
Боря не знал, куда деться от страха. Но тут, к его счастью, первая часть игры закончилась. Зрители потянулись в фойе, и Миша тоже вдруг рванулся с места в карьер, схватив Бориса за руку: «Пойдем!»
И уже спустя пару секунд – Борис боялся отстать от Мишки и затеряться – они оказались на площадке под сводами красавца дворца в окружении сотни глаз.
– Подойди поближе и бросай в кольцо, – сказал Миша после того, как ведущий протянул Боре мяч.
– Я?
– Да, ты.
– А что будет, если я промахнусь? – испуганно спросил Боря.
– Подойди поближе и ты не промахнешься.
Боря так и сделал, и впервые в жизни после третьего броска получил порцию оваций, а не тумаков. А когда Миша забил три штрафных броска из трех, им подарили цветной японский телевизор.
– Это кому, нам? – не веря, спросил Боря.
– Не нам, а тебе. Его дают первому, кто забросил мяч в корзину.
– Но ты попал три раза и издалека. А я только один и тот с близи.
– Зато ты попал первый. Давай, давай, не тушуйся. У вас же нет телевизора. Вот и будет подарок твоей маме к Новому Году.
– Он такой большой! Как мы его донесем?..
Но недолго Алина Николаевна радовалась и гордилась успехами сына. Мишка Нивматуллин, находясь по делам банка в Москве, заболел гриппом и ангиной.
Люди рассказывали Люде, что перед смертью Миша позвонил уже не чаявшей в нем души матери и признался, что чувствует себя неважно.
Через пару дней горло Миши Нивматуллина загноилось, непоседливое сердце не выдержало высокой температуры. Это была смерть из тех нелепых глупых смертей, которая случается одна на миллион. И вместе с которой вновь сел на диван сын Людмилы Васильевны Борис.