Курбан-роман
Шрифт:
Но мне от этого не легче, мне становится больно, когда культ любви своей агрессивностью вытаптывает на корню наши незатейливые отношения, делая их чем-то второстепенным, ненужным, не имеющим ценности… Даже под водой, там, где корабли затоплены в шахматном порядке, вытаптывает – морскими конями.
Когда-нибудь любимая жена или сын спросят меня: откуда такое странное желание написать о нелюбви? И действительно ли я в жизни никого не любил? Возможно, в будущем не найдется слов или даже мыслей, а пока плазма все еще бурлит и пока я не связан никакими глупыми, кем-то придуманными
Посмотри, кругом столько красоты: море, порт, туманное утро, чайки парят. Кругом столько красивых девушек. И тем не менее смысл моей жизни – нелюбовь. И я вновь и вновь удивляюсь, как можно не любить всех этих женщин на улицах такого прекрасного города и на фоне такого безбрежного ласкового моря. И это удивление режет меня нестерпимой болью. Да, я страдаю от своей нелюбви к тебе. Даже сейчас…
И я наказываю себя полным крушением надежд когда-нибудь полюбить. Один на дне, вечно Твой и не Твой. Я.
Мавр
Эта история, как и многие другие, началась с порочных фантазий о праздности. Ибо все фантазии суть диванные размышления о том, как без особых усилий сорвать куш покруче. Да еще нанять Сизифа, мающегося без работы у подножия светской горы “Монблан”, чтобы он помог эту ношу взнести на самую вершину, именуемую в свете “Олимпом”. Главное, чтобы потом всю оставшуюся жизнь в окружении юных жен провести на Сейшелах, Канарах, Ибице – под медитативно-сонную музыку “Кафе дель Мар”.
Учеба в вузе казалась мне пустяковым делом. Экзамены я сдавал легко, а потому не особо утруждал себя посещением занятий и чтением книг на древнегреческом и старофранцузском. Меня занимали поиски денег на студенческое житье-бытье. По вечерам я захаживал в игровой зал, раскинувши свои сети в запруде гипермаркета. Там я надеялся за одну монетку выиграть целое состояние. Сумма стипендии мне тогда казалась приличным состоянием. Денег не хватало не то что на кафе и очаровательную собеседницу в прикиде а-ля княжна Тараканова, а даже на ужин в окружении тараканов в грязной студенческой столовой.
Нет, я пока не играл сам. Я лишь наблюдал, чертил чертежи, рисовал графики, высчитывал серии. Будучи студентом экономического факультета, я рассуждал, что у этих аппаратов должна быть система.
Но уже тогда я ловил себя на мысли, что мне нравится мелодия звенящих монет. Музыка легких денег увлекала, завораживала. Она снилась мне по ночам. А перед глазами так и мелькали сундуки с пиратскими сокровищами на дне морском, по которым медленно ползает рука-клешня, словно в наслаждении поглаживая свои несметные богатства. Только приглядевшись, можно было разобрать, что это клешня краба или рака.
И вот однажды эта клешня добралась до меня. Она буквально свалилась мне на голову, зловеще нависнув над мордами красных плюшевых коней, купавшихся в огромном стеклянном кубе. Завороженный, я остановился у игрового автомата,
И тут до меня дошло, что я один наблюдаю за невинными потугами ребенка вытащить себе из аквариума игрушку-мечту. Толпа же других зевак, как стая чаек, бесновалась над вот-вот готовым выплеснуться, засверкать чешуей монет крупным денежным выигрышем. Взрослых от детей отделяет лишь то, что они стали реалистами и теперь гоняются не за мечтами в чистом виде, а за средствами к их достижению.
Поняв недостижимость мечты, они теперь хотят вместо фунта стерлядки фунтов стерлингов, хотят денег без мечты. От денег без мечты у меня загорались глаза, как у филина. Почти каждый день, сбегая от навозно-желтоватых стен общежития и назойливых желторотиков, я забирался в угол игрального зала, наблюдая за пиратами гипермаркета, этажи которого кишмя кишели людьми с голодным блеском в глазах.
Я смотрел, как корсары морей, гусары дел азартных облапошивали наивных прихожан. Как они заманивали, притягивали к столу бедных пенсионеров. И вот уже те сменяются с калейдоскопической скоростью у пустого автомата, в мгновение ока проигрывая свои невеликие пенсии.
Старики наивны и азартны как дети. К тому же они могут себе позволить лишь пустые куриные желудки, а так хочется икорочки с белым хлебушком и сливок с мякотью клубнички. Интересно, каково оно – питаться пустыми куриными желудками и пустыми надеждами? А тех, кого трудно приманить, заманивают лимонами, машинами а-ля Шевроле, кругосветными яхтами и круизами – все в дом, все в дом. И вот уже добропорядочные отцы семейств сериями проигрывают “семейные ценности”.
А одноруким бандитам только и нужно – наивной надежды, веры в голое чудо при полной потере чувства реальности, чтобы в какой-то момент, воспользовавшись ослеплением разума, надуть по полной программе. А потом под брызги шампанского и звон монет щедро делиться чаевыми с обслуживающими их официантами.
– Что, нравится? – спросил меня сухопарый ухоженный мужичок. Я его часто видел заходящим в зал и наблюдающим пару минут за игрой. И всегда мысленно содрогался при виде его холодных, рыбьих глаз и зализанных волос, его блекло-серого костюма с металлическим отливом.
– Да, – кратко ответил я, стараясь поскорее отмахнуться от прилипчивого типа.
– А почему сам не играешь? – Мужик был так же навязчив, как и его сладкий одеколон, в котором он, должно быть, купался перед выходом.
– Это глупо, – рассудительно сказал я.
– Зачем же тогда приходишь? – холодный человек-прилипала говорил еле слышно, криво двигая тонкими губами, будто ему мешал говорить гипс белой водолазки.
– Просто так… – постарался и я, в свою очередь, поглубже запрятать эмоции.