Курьер из Гамбурга
Шрифт:
В комнате меж тем началось что-то невообразимое. Перетряхнута была вся постель, одеяла на пол, все подушки ощупали, только что перину не вспороли. Стулья, кресло, шкапчик – все было обследовано самым тщательным образом, но самое большое внимание полицейские уделили одежде Шлоса. Среди пары рубах одна была ненадеваная, она интереса не представляла, а другая, ношеная, была обследована самым внимательным образом, поручик даже понюхал пятна на манжете. «Кофе?» – высказала догадку Феврония, офицер снисходительно скривился, дескать, для вас, женщина, это может быть и кофе, а для нас, служилых, это наверняка кровь. В камзоле вывернули наизнанку карманы, даже башмаки были обследованы на предмет, не таится ли какая-нибудь тайна в каблуках или под стелькой.
Феврония стояла рядом ни жива ни мертва. А вдруг эта неумеха Глафира забыла какую-нибудь важную деталь, теперь будет на ней поймана, и вся, с таким блеском задуманная комедия превратиться в трагедию со страшным концом. Пока все шло спокойно. Но дошло дело до двух оставленных немецких книжек. Капрал взял их поочередно за обложки и раскрыл веером. При этом казалось, что он вслушивается в шелест страниц, словно по шороху пытается определить, не таит ли сия книга в себе что-то опасное. И ведь услышал! Из второй книги выпорхнул листок и, мягко кружа, упал на сапог поручику. Офицеры дружно нагнулись…
– Фамилии, – сказал поручик.
– Список, – подтвердил капрал. – И сколь важные все имена…
Далее они перешли на шепот. Феврония вся превратилась в слух, но не все из услышанного ей удалось разобрать и осмыслить.
– Смотри, – шептал поручик, – Чернышев, елы-палы… А не граф ли это Захар… Чернышев? И Голицын тут. И главное, все без имен, одни фамилии. Какой из Голициных-то?
– А ты хочешь, чтоб тебе и имя, и прозвание, и местожительство…
– Ладно зубы скалить. Наумов… знаешь, кто такой?
– Нет. Здесь указано кап. – пор. Ни у одной фамилии ни должности, ни звания. А здесь кап. – пор.
– Это значит капитан-поручик. Этот Наумов из гвардии. Надо будет проверить. Еще Бакунин…
– А не тот ли это Бакунин? – далее шу-шу-шу. А потом в голос: – Ой, не нравится мне этот список!
«А не тот ли это капитан, который ночью явился на наш двор? – думала меж тем Февронья – Он ведь орал свое имя-то. Точно, Наумов. Что ему понадобилось от Глафиры? По масонским делам, когда правду ищешь, можно и повременить, дня дождаться, а не будить всех. Значит, было что-то неотложное. И еще Бакунин. Не приведи Господь, что это тот самый Бакунин, перед чьим домом Мишка с Глафирой спектакль разыгрывали. Полицейские землю так и роют, до всего дознаются. Но об этом до времени молчок. Только если за грудки схватят, а так ничего не знаю, ничего не видела. Господь, оборони! Неужели я действительно угадала, что здесь политика?»
Полицейские еще раз прошлись взглядом по комнатам, и наконец удалились, сказав на прощанье Февронии, что если будет нужда, ее вызовут в участок для новых показаний. Господи, грех-то какой! И главное, собственными руками втащила себя в ужасную историю. Надо идти к Глафире. Девка окаянная! Так и напичкана вся тайнами.
В этот же вечер она сказала мужу, что отправится к куму в гости, они давно звали в новой баньке попариться, так что, скорее всего, она там и заночует.
– Рассказывай, окаянная, какой список оставила в немецкой книжке?
– Список? Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Листок, а в том листке имена.
– Господи! – пролепетала Глафира. – Я сама эти фамилии записала, чтобы не забыть, а когда собиралась, про эти немецкие книжки даже не вспомнила.
– Что это за фамилии?
– Так… люди. Важные люди, близкие ко двору. Масоны. Помнишь, я рассказывала, что мне с Бакуниным надо познакомиться?
– Бакунина помню, а прочие там зачем? И Наумов, который ночью ворота ломал, тоже в этом списке.
– Ты мне листок-то отдай, и забудем об этом, – примирительно сказала Глафира.
– Не могу я тебе его отдать, потому что он в полицейской управе. А ты как думала? Один Шлос исчез в неизвестном направлении, другой явился, ругался, как сатана, вот полиция и пришла с обыском.
Как там в хороших романах описывают сцены, когда нежные девы в нужные минуты падают в обморок? Блаженное, видно, состояние. Вместо того чтобы на страшные вопросы отвечать, лежишь себе, словно во сне, а люди вокруг тебя хлопочут: дайте ей воды, ослабьте воротничок! Потом, когда сознание вернется, видишь вокруг себя только участливые лица. И никто уже на тебя не орет, все понимают, что дева и так настрадалась, теперь она не стоячая, а лежачая, а лежачих не бьют.
Но не отключалось сознание-то, хоть плач, а рука Февронии тянулась к ней не для выказывания участие, а чтоб за горло схватить.
Глафира быстро залезла ногами на постелю, сжалась в комок и даже подушкой прикрылась. Со страху вся она покрылась гусиной кожей, и только ладони и разом взмокли от пота.
– Говори, как на духу! – Феврония откинула подушку и занесла руку, словно хотела ударить, но передумала, схватила за плечи и стала трясла, словно душу хотела вытрясти.
– Ладно, скажу. Отпусти, больно. Я все скажу. Повинюсь. Я боялась, что без денег останусь. А здесь появился в городе немец по фамилии Виль. Масон из Гамбурга. Он думал, что я настоящий Шлос и сказал, что Пруссии нужна помощь. И еще он сказал, что в Петербурге есть люди, которые хотят посадить на русский трон законного царя. Да отпусти ты руки-то! Законного наследника князя Павла Петровича. И все это во благо России и по законам справедливости.
Феврония смотрела на девушку с ужасом.
– Виль мне этих людей назвал и денег дал, чтобы я нашла к ним подход и о намерениях Виля предупредила.
– И ты, ввязалась, окаянная, в такие дела? – простонала Феврония. – Ах ты, дура, дура непочатая! Это что же такое навалилось на мою голову? Ведь не идиотка же ты! Должна же ты хоть что-нибудь соображать глупой своей головой. Ведь не малое же ты дитя!
– Но ведь здесь все по закону. Мать-то у сына трон силой отобрала. Поиск истины, Феврония, вещь сложная. Великий князь Павел имеет такие же права на престол. И вообще не нашего ума это дело.
– А золото прусское брать – твоего ума дело? За иконой их хранила?
Глафира перекрестилась, уж не ведьма ли ее квартирная хозяйка, если до всего умеет дознаться?
– Я тебя на своей груди пригрела, все для тебя делала, – продолжала причитать Феврония, – а теперь вижу – змея ты анафемская! Ты же все время врешь! Может, ты и историйку свою слезливую тоже сочинила? Ты кто?
– Глафира Турлина… – опять прикрываясь подушкой прошептала девушка.
– А кто это может подтвердить?