Курильский эксцельсиор
Шрифт:
– Дорогие гости! – Потапов поднял рюмку с водкой. – Мы рады приветствовать вас на нашей гостеприимной земле. Здесь собрались представители многих стран. Поэтому нам особенно приятно осознавать, что в этих странах к нашему богатейшему краю проявляется такой интерес. Мы всегда рады тем, кто идет в наш дом с чистыми помыслами и добрыми намерениями. Мы открыты для друзей. Поэтому я предлагаю выпить за международную дружбу.
Все начали чокаться.
Умелов опрокинул рюмку в рот. Краем глаза он заметил, как перекосилось лицо Кудо Осимы, когда тот с отвращением
Недалеко от Олега за столом Александр Гольц переводил на английский язык вечно улыбающемуся Линчу смысл только что произнесенного тоста.
Процедура торжественного ужина была для Умелова знакома и вполне предсказуема. Уже через полчаса за столом стоял постоянный гул от разговоров офицеров, которые, разбившись по интересам, оживленно беседовали с иностранцами через новоиспеченных переводчиков.
Пограничник, чей взгляд сегодня так взволновал Умелова, подошел к нему и, спросив разрешения присесть рядом, представился.
– Майор особого отдела Виленского пограничного отряда Казанцев.
– Олег Юргенс, журналист Восточного отдела ВВС, – представился в ответ офицеру Умелов.
– Вы латыш?
– Да, я гражданин Латвии, но по происхождению я русский.
Майор налил своему собеседнику рюмку.
– Вы не против выпить со мной за то, что нас когда-то всех объединяло. За русский язык – великий и могучий?
– Давайте, господин офицер, – Умелов поднял свою рюмку.
Особист нахмурился и опустил руку.
– Послушайте, Олег. Судя по возрасту, вы в восьмидесятых должны были служить в Советской армии. Так?
Умелов кивнул головой.
– Тогда забудьте сейчас свои западные привычки. Договорились?
– Так точно, товарищ майор!
– Вот это другое дело. Ну что? За великий и могучий! Давай, поехали.
Опрокинув рюмку, Олег взял со стола кусок ржаного хлеба и, как герой фильма «Судьба человека», занюхав выпитую дозу, положил в рот маленький кусочек горбушки.
– Молодец! – майор хлопнул Умелова по плечу. – Вот это по-нашему!
Майор встал со стула и вернулся на свое место.
После вчерашнего дружеского вечера на японца было страшно смотреть. Ведь известно: то, что русскому в кайф, европейцу в тяжесть, а азиату вообще смерть.
Кудо Осима лежал плашмя и, наверное, жаловался своим богам на чрезмерную русскую гостеприимность, проклиная в душе бородатого старца Распутина, в честь которого была названа водка, от коей, собственно, и страдали его душа и тело.
«Да, – думал Олег, глядя на японца. – Это тебе не теплое саке из мензурки цедить. Тут даже крепкий русский организм, и тот сбои дает. А уж ваш, вражеский, и подавно».
Умелову было даже немного жалко сильно страдавшего Осиму.
«Представляю, как бы он выглядел, если бы выпил хотя бы половину того, что пришлось на мою участь», – подумал Умелов, вспоминая вчерашнюю попойку.
Кудо Осима застонав, перевернулся на другой бок.
«Вот что значит человек другой культуры. Я бы на его месте залпом выпил литр соленой воды над унитазом и сразу два пальца в рот. А он будет мучиться и стонать. Как сказал бы мой предок: басурманин – одно слово».
Встав с койки, Олег и сам ощутил, что не все так хорошо, как казалось, лежа на боку. С трудом надев ботинки, он выплыл в коридор (другое слово, глядя на его перемещение, было бы трудно подобрать). Держась одной рукой за стену, он дошел до туалета и, дернув ручку, искренне обрадовался тому, что тот был свободен. Выйдя из него минут через десять, Умелов почувствовал облегчение не только в измученном «сушняком» теле, но и в своей душе.
К кают-компании он долго цедил из фильтра пресную воду. Когда наконец графин наполнился, Олег залпом опорожнил его. В голове сразу же зашумело.
«Неужели вчера еще спирт пили? Хотя вполне возможно. Иначе с чего опять развозить стало?»
Олег с трудом поднялся на верхнюю палубу. На ней никого не было.
Судно медленно шло вдоль Парамушира с охотской стороны на юг, к соседнему острову Онекотан. Свежий морской ветер и литр пресной воды, видимо, включили повышенный обмен веществ в организме, и уже через минут сорок желудок стал отзываться чувством легкого голода.
«Сейчас бы рассольчику огуречного и грамм тридцать чистенькой», – Умелов мечтательно закрыл глаза, вновь почувствовав легкий приступ голода.
Обернувшись, Олег подумал, что за все время, пока он находился на палубе, он не встретил ни одного человека. Знаменитое русское радушие и непременный атрибут концовки любой пьяной посиделки в России, который ласково назывался «на посошок», сделали свое черное дело. Все без исключения члены экспедиции в это утро страдали от этого радушия.
Олегу грело сердце только одно. Он скоро увидит остров, на котором провел полтора года. Остров, где прошла его юность и где он был вместе со своими армейскими друзьями.
«Где вы сейчас, ребята?» – подумал Олег.
Он застыл на месте, глядя вперед на медленно проплывающий берег Парамушира. Где-то там, впереди, за южной оконечностью острова должен был начинаться четвертый Курильский пролив, в котором почти всегда штормило. А за ним, если будет такая же хорошая погода, можно будет увидеть вершину вулкана Немо, возвышающуюся над северной частью острова Онекотан. Там, у подножия вулкана, раскинулось озеро Черное. То самое место, где летом восемьдесят пятого начались события, круто изменившие дальнейшую судьбу Умелова.
Теперь только в его руках была нить, которая могла позволить размотать клубок этих старых тайн и пролить свет на все обстоятельства того старого дела…
Мэри тяжело отняла голову от подушки. С трудом приняв сидячее положение, она попыталась встать. После нескольких неудачных попыток она все же встала. Подойдя к зеркалу, она ужаснулась, увидев свое лицо.
«Боже мой, что за гадостью вчера угощали на этом ужине? Я ведь выпила всего ничего. И то разбавляла эту противную водку соком. Может, это и не водка была, а какой-нибудь суррогат?»