Курс — одиночество
Шрифт:
— Потравить топенант. Помалу… Помалу.
— Рулевой, курс?
— Вест-норд-вест, сэр.
— Лечь на вест-тен-норд.
— Есть, сэр… Вест-тен-норд… Есть вест-тен-норд.
— Подвахтенным отдыхать. Молодцы, ребята… Порядок, боцман, они у тебя сегодня хорошо работают.
— Так точно, сэр. Совсем другое дело, когда внизу ждёт добрая похлёбка. Что значит кок хороший, сэр.
— Верно, боцман, совсем неплохой.
После ночи, насыщенной снами, утром я взял высоту солнца, и при виде этой зарядки стайка дельфинов со смехом выскочила из воды. Я улыбнулся им в ответ и, честное слово, прочёл в их глазах весёлое изумление. С полчаса они кружили около яхты, причём некоторые подгадывали так, что, когда они с хрюканьем
Чу, небольшой дельфин выпрыгнул из воды — весь в шрамах, блестящая кожа заметно изношена. Он пристально посмотрел мне в глаза, улыбнулся и подмигнул. Он был потучнее остальных и шлёпнулся в воду с громким плеском. И сразу все дружно развернулись и пошли на запад со скоростью двадцати с лишним узлов, предоставляя нам с фолькботом тащиться следом по их волновой дорожке.
Остаток дня прошёл без приключений. Определившись в полдень, я помогал «Землепроходцам» перегонять стада через равнины Центральной Австралии (Джек верно сказал — всё-таки разнообразие, однако сквозь полчища мычащего скота и облака удушливой пыли упорно проглядывала смеющаяся морда моего маленького дельфина, и в конце концов намёк был мною понят).
Снова подул вест-зюйд-вест, опять пора ложиться на другой галс. Ещё несколько простых маневров в этом роде, и вот уже утро четверга. Ветер — зюйд-вест, четыре-пять баллов. Сильная облачность. Умеренное волнение и зыбь, но видимость хорошая. Вскоре после рассвета на траверзе, как я и ожидал, снова появились мои друзья дельфины. Они не стали докучать мне расспросами, просто поздоровались, и я ответил им самым учтивым образом.
Пасмурная погода не позволила взять высоту солнца в полдень. Это меня ничуть не обеспокоило, однако вызвало недуг, которого я прежде не знал. Впервые с начала гонок приступ скуки, так сказать, профессиональное заболевание, грозящее любому одиночке, а впрочем, вполне излечимое.
Вспомнились вопросы, которые мне задавали после моего первого одиночного плавания.
Люди часто говорят о скуке, ставя знак равенства между ею и одиночеством. Всю жизнь они пребывают в заблуждении, причём настолько погружены в свой искусственный мирок, что им недосуг вникать в душу и чувства тех, кого они призваны стимулировать.
«Чем нам ещё заняться?» — плачут их дети, а в ста ярдах — река, которую надо пересечь, горка, на которую надо взобраться, угол, за который надо завернуть, и откроется богатейший мир, а не сделают этого, не вырвутся на волю — и не оценят её, тоже всю жизнь будут стремиться туда, где людно.
Я порой сержусь, когда меня считают способным скучать, зато мне почему-то льстит вопрос, бываю ли я одиноким. Сержусь, потому что хочу этим показать, что я и мог бы скучать, да не до этого, одиноким — да, бываю, бывал и сейчас бы не прочь побыть один. И все это не может заслонить того факта, что в четверг, 23 июня, в четыре часа дня я заскучал. А кто меня упрекнёт? Один на маленькой яхте и одинаково далеко до Азорских островов, юго-западной Ирландии, островов Силли, Ушанта и Кабо-Вильяно.
Как это бывает с большинством людей, томящихся от безделья, куча вещей требовала моего внимания. Один из рабочих стакселей сильно истрепался в тех местах, которые постоянно тёрлись о ванты. Соображая, из чего бы сделать заплату для териленового паруса, я с радостью вспоминаю, что в аптечке есть липкий эластичный бинт для накладывания шин на сломанные конечности. Заключаю — быть может, несколько поспешно, — что
Вечером, приняв любимую позу — плечи опираются на трап, одна нога уперта в елань каюты, вторая лежит на ступеньке, — я уныло смотрел под ветер и впервые чувствовал себя слегка раздражённым, может быть, чуточку захмелевшим (с трёх напёрстков виски!) и несколько обескураженным тем, что моя страсть к одиночным плаваниям через Атлантический океан оказалась не такой сильной, как я думал. Малодушие тут ни при чём, я твёрдо верил, что мы с яхтой в конечном счёте доберёмся до Нью-Йорка, не сомневался, что мой опыт и удача решат исход, но меня разочаровал темп продвижения. Посмотри из люка — насколько хватает глаз, простирается океан. Дальше его протяжение ограничивалось пределами моей фантазии, но, если ей помочь, если взглянуть на карту, можно очень чётко сопоставить предстоящие тысячи миль с пройденным путём. Я сопоставил — и перспектива многонедельного одиночества принялась подрывать мой дух. Вечером я слушал радио с небывалым удовольствием; вероятно, ещё один признак того, что начинала сказываться изоляция.
А на следующий день настроение снова подскочило вверх, всецело благодаря тому, что из-за линии горизонта на юге появились два стремительных патрульных судна, два американца. Они неслись по волнам, словно возбуждённые терьеры, почуявшие нору, и я восхищённо смотрел, как они выписывают сложные кривые, очевидно связанные с противолодочным патрулированием. Завершив серию маневров, оба на высокой скорости ринулись ко мне; острые носы легко резали волну, зачехленные пушки смотрели на меня. Будь я кроликом, я бы пустился наутёк. Но вот они сбавили ход и закружили поодаль, как осторожный, опытный пёс ходит вокруг колючего ежа. Наконец один из них разорвал кольцо и подошёл вплотную, чтобы обнюхать меня.
— Привет.
Я поднял руку в ответ.
— Далеко вы забрались.
— Ага.
— Всё в порядке?
— Всё.
Вдоль борта выстроились глазеющие матросы, загорелые третьекурсники из ВМУ, которые могли бы составить гордость любых военно-морских сил. Если бы они не жевали резинку.
— Куда следуете?
Изо всех сил стараясь говорить небрежно, бросаю:
— В Нью-Йорк.
Они дружно, как по команде, перестали жевать, и ряды ровных белых зубов сверкнули над релингом, отороченным полосой смуглых волосатых рук.
— Далековато на таком судёнышке.
Что ответить на это коллективное заявление, в котором уже заложен исчерпывающий ответ? Я настолько пленён зрелищем такого количества людей, что должен сделать над собой усилие (надеюсь, не очень заметное со стороны), чтобы уловить смысл следующей реплики капитана.
— В чём-нибудь нуждаетесь?
— Вообще-то есть одно дело. Вы не могли бы передать моё послание в Соединённое Королевство?
— Ну конечно, охотно передадим.
Я сообщил им все данные и попросил радировать Королевскому западному яхт-клубу в Плимут. Моряки заверили меня, что всё будет сделано, и с весёлыми возгласами пошли дальше, опять пустив челюсти на полный ход. Говорят: желудок двигает войско; может быть, матросы попросту озабочены тем, чтобы мотор не останавливался? Или как сказал бы Поль: лучше жевать, чем сжигать.