Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
От этих слов Савченко перекосило. Он дернулся, будто пытаясь разорвать наручники, я схватил его за ворот и с размаху приложил о стену плечом. Сава стиснул зубы и заскулил от боли. А дежурный стоял и хлопал глазами, но не смел вмешиваться.
— Слушай сюда, урод! — процедил я. — Это тебе за Медведева и Гошу, а за остальных с тобой государство расквитается. Зеленки, лоб помазать, на всех хватит. Ты уже, считай, ходячий труп. Суд пройдет быстро, и приговор вынесут скоро. Сам знаешь, что такие резонансные дела не затягивают.
Слышно было, как Мясник скрипит зубами. Но в ответ он не проронил не слова. Я стоял и смотрел, как дежурный завел его в кабинет, где уже сидела Маша. Дверь захлопнулась.
— Ну как? — нежные руки приобняли меня сзади.
Я повернулся и чмокнул Свету в губы.
— Вроде, получилось… — улыбнулся я.
— Он вышел из себя?
— Еще как. Чуть от злобы не лопнул, но молчал, сука. Крепкий гад.
— Это хорошо, что молчал… — промурлыкала Света. — Скоро ему захочется выговориться.
Беседа Маши и Савченко длилась почти час. Я стоял в коридоре с Погодиным и ждал. Наконец, дверь распахнулась, девушка вышла. Лицо заплаканное, сама раскрасневшаяся, губы дрожат, взгляд бегает, пытаясь хоть за что-то зацепиться. Волосы растрепанные.
— Все нормально? — спросил Погодин.
— Да… — пролепетала Захарова. — Все уже позади…
— Пройдемте с нами, Мария, — я взял ее за локоток. — расскажете подробнее. Здесь обстановка не располагает. Поднимемся в восьмой кабинет, там хоть окна есть. А тут как в подземелье.
— Но… Можно я пойду домой? — Маша попыталась освободить свой локоть.
— Нет, нам надо взять у вас показания, — твердо проговорил я.
— Но ведь он мне ничего не сказал. Совсем ничего… Я имею в виду, про все эти кошмарные убийства.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Зато у нас для вас новости.
Маша сидела в кабинете, вжавшись в стул и уперев глаза в пол.
— О чем вы разговаривали с гражданином Савченко? — смерил ее взглядом Горохов.
Рядом с шефом стоял Игнат Тимофеевич и колупался с хитрыми приблудами в виде аппаратуры в корпусе из черной пластмассы без маркировки.
— Мы просто вспоминали свое детство, — отрешенно пробормотала Маша. — Отца…
— Хорошо притворяетесь, гражданка Захарова, — зло хмыкнул Горохов.
— Я не понимаю, — всхлипнула Маша. — Я сделала, что вы просили. Можно я пойду домой?
— Она не притворяется, Никита Егорович, — Света внимательно разглядывала Машу. — У нее действительно прослеживаются негативные эмоциональные реакции. Неподдельные. Только переживает она не из-за отца или себя, а из-за брата. Испытывает бессилие от того, что не может ему помочь. Злится на
— Что вы такое несете?! — глаза Маши сверкнули, а в голосе проскользнула неожиданная твердость.
— Успокойтесь, гражданочка, — осадил ее Горохов. — Послушайте-ка лучше вот это.
Следователь повернулся к КГБ-шнику:
— Прошу вас, Игнат Тимофеевич, включите запись.
— Запись? — Маша напряглась, пальцы ее впились в сидушку стула. — Какую запись?
— Запись вашего сегодняшнего разговора с братом, — хмыкнул Горохов, а специалист по прослушке включил магнитофон. Всё это записал скрытый жучок, установленный им в следственном кабинете КПЗ.
Послышалось легкое шипение и треск. Через некоторое время динамик проговорил Машиным голосом:
— Ты как? На тебе лица нет. Они тебя били?
— Нет, — прозвучал голос Савченко. — Но у меня плохие новости, сестричка… Они нашли наш подвал. Теперь мне крышка, там мои пальчики.
— Что? Как?… Как нашли? — голос Маши задрожал.
— Не знаю, этот чертов Петров — не опер, а сущий дьявол. Все было чисто, не подкопаешься, точно говорю.
— И что теперь будет? — Захарова всхлипывала.
— Мне и так вышка, убийство твоего дружка я возьму на себя, чтобы дальше не копали. Ловко ты его опоила на прогулке.
— Я просто хотела завершить начатое, — ответила Маша. — Он даже не пикнул. Не проснулся, пока я ему руку резала. Но все равно не получилось, как у тебя. Не могла же я его на прогулку заманить далеко, пришлось устроиться чуть ли не в парковой зоне. И отсечение гладко не вышло. Нет таких навыков, как у тебя. Но я справилась, Борь…
— А в детстве, помнится, у тебя хорошо получалось кошек резать, — хмыкнул Сава. — Лучше чем у меня. Отец думал, что это я на тебя плохо влияю, знал бы он правду…
— Не трогай отца прошу! Я все равно… любила его.
— Да… Знаю… Ведь это была твоя идея — перезахоронить его. Собрать части тел от других людей. На этом мы и погорели…
Послышался вздох и шуршание
— Я не знала, что так получится, Боря… Прости. Но я не могла допустить, чтобы наш отец покоился, как обгоревшая головешка. Не могла, я думала об этом и думала…
— А теперь что? Начнешь все сначала?
— Нет. Я без тебя не справлюсь… — вкрадчиво проговорил женский голос.
— Правильно. Умничка… — обрубил мужской. — Затихарись и не высовывайся.
— Меня никто и не подозревает.
— Петров! Петров может пронюхать. Я же тебе говорю, просто сатана.
— Не думаю. Он меня видел один раз ночью на кладбище, но и тогда не разглядел.
— Когда он раскопал могилу нашего отца?
— Да… Ты, может, не знаешь. Я часто гуляла там. В ту ночь мне опять не спалось, я всё думала о нас.
— Теперь никаких «нас» не будет. Ты сама по себе, а я не жилец больше, сестричка.