Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
— Не говори так! — зарыдала Маша. — Мы что-нибудь придумаем. Я тебя вытащу. Я ведь могу убить еще кого-то. Сделаю так, чтобы было похоже на твой почерк…
— Нет. Все. Я сказал, нет. Изначально это была плохая затея.
— Это все ради отца. А ты даже не пришел на его похороны.
— Он выгнал меня из дома, ты забыла? — уже громче заговорил мужчина.
— Это было так давно… И потом, он просто нас не понял. Не понял нашей любви.
Послышались звуки, похожие на поцелуи.
— Я люблю тебя… — прошептала Маша.
— А я нет, — хмыкнул Сава. — Все, иди.
— Зачем ты врешь? — взвизгнула девушка. — Не говори так! Я знаю, что ты врешь!
— Так будет лучше, сестренка… Иди. Когда-то я был готов на все ради тебя, но сейчас…
— Что сейчас изменилось?
— Иди и забудь меня, так лучше будет, — голос Савченко дрогнул, слышно было, как он сглотнул. — Забудь меня. Живи дальше…
— Я не хочу без тебя жить…
— Иди, говорю, дура! Не вздумай ко мне приходить. Менты спалят!
— Нет… Нет, я еще приду.
— Ах так… Тогда знай… Это я прикончил нашего дорогого папашу.
— Что?
— Что слышала! Сжег его вместе с домом, пока он спал. И он сгорел!
— Нет, не может быть!
— Еще как может… — сказал мужчина так твердо, что я и тут мог представить, как веяло холодом в тот момент от Бориса Савченко.
— Но почему?!..
Кажется, Маша даже слегка охрипла от шока — эту фраз слышно было не очень хорошо.
— А ты подумай… Забыла? — давил Сава. — Мы росли не такие как все, но всю злость он почему-то вымещал только на мне. Я до сих пор помню пряжку его армейского ремня на моей спине. Показать тебе следы? Руки у меня скованы, так можешь сама рубаху поднять.
— Как… ты мог его убить?.. — снова еле слышались слова его сестры.
— Не спрашивай. Иди и живи, а я уже поплатился за все.
— Ненавижу! — вскрикнула Маша.
Послышался стук каблуков, она выходила из кабинета. Хлопнула дверь. Савченко остался один. Но запись не кончилась.
Мы услышали, как он тяжело вздохнул и пробормотал:
— Не убивал я отца… Но ты так считай… Быстрее выкинешь меня из головы. Я тоже тебя люблю, сестренка…
Пойманный зверь разразился страшным рыком, перешедшим в вой…
Глава 25
Запись закончилась, а Захарова всё ещё сидела не шелохнувшись, замерла, словно камень. Даже взгляд застыл, будто нас не видела. Лишь побелевшие от напряжения пальцы, что вцепились в стул, выдавали ее истинное состояние.
— Я сейчас запишу ваши показания, — спокойно проговорил Горохов, будто речь шла о сущем пустяке, формальности, а не о допросе по расстрельной статье. — Набросаю сначала основное, что услышал на пленке, потом вы добавите подробностей.
— В холодильнике, — процедила убийца.
— Что? — следователь оторвался от бумажек и с недоумением на нее уставился.
— Рука Сипкина — в старом холодильнике на балконе, я не успела ее отвезти в подвал.
— Мы так и предполагали, — кивнул Горохов, — что где-то у вас в квартире.
— Откуда вы узнали?
— Неважно…
— Я хочу знать, пожалуйста, — Маша вдруг сникла и из высеченной из тверди статуи превратилась в хрупкую сгорбленную женщину; но впечатление могло быть обманчивым, уж мы-то видели ее актерскую игру воочию. — Скажите… Почему вы стали меня подозревать?
Казалось, она сидела и лихорадочно перебирала в мозгу все варианты развития недавних событий, будто искала оправдание своему проколу. Будто ей хотелось услышать, что это не ее фатальная ошибка, не она плохо сработала, а произошла некая нелепая случайность, злой рок, из-за которого ее раскрыли. Так считать проще, чем во всем винить себя. Но я не дам ей такой возможности, пусть кусает себе локти до конца своих дней.
Я вытащил из кармана сверток из носового платка. Развернул его на столе, выставив на всеобщее обозрение предмет, который был в нем.
— Узнаете? — кивнув в сторону стола, уставился я на Захарову.
— Что там? — вытянула она шею. — Я не вижу.
— Подойдите ближе, если вам не видно, — вмешался Горохов, — я разрешаю.
Женщина сжала губы, чуть помедлила, но любопытство пересилило. Уж очень ей хотелось уверовать в свою непобедимость.
Она подошла к столу и замерла, уставившись на платок:
— Окурок? Ну и что?
— А вы внимательно посмотрите, — торжествующе улыбался шеф. — Это не просто окурок, это «Winston». Сигареты, не особо распространенные в Новоульяновске. Тогда, на кладбище, это были вы… Вы его бросили в ту ночь.
Глаза Маши сузились, а пальцы стиснули полы жакета так, что тот затрещал. Она молчала, села обратно на стул, борясь с внутренним гневом.
— Какая же я дура… — наконец, тихо выдохнула она. — Так проколоться. На обычном окурке.
— Не только на нем, — продолжал добивать ее Горохов. — Андрей Григорьевич тут накопал любопытные факты из жизни вашего брата. Нашел старых свидетелей по давнему уголовному делу и выяснил любопытную деталь. Смертельную поножовщину ваш брат устроил из-за некой девушки. Так вот, тогда следствие не установило ее личность, но у нас сейчас нет сомнений, что это были вы. Из-за вас Савченко отбывал срок. Получается, что не совсем вы были с нами правдивы, когда описывали свои отношения с братом. С которым, как оказалось, у вас давно отнюдь не братские отношения.
Захарова снова молчала.
— Матери у вас были разные, но отец…
— Хватит! — истерично вдруг вскрикнула Маша. — Замолчите! Я все подпишу!
— Конечно, подпишете, Мария Константиновна, — уверенно хмыкнул следователь. — Доказательная база собрана почти в полном и достаточном объеме. Дело Мясника можно считать раскрытым. Вернее, дело целых двух Мясников. Кто бы мог подумать? Осталось только обыск на квартире у вас провести, дождаться заключения судебно-медицинских экспертиз по найденным частям тел, и можно предъявлять обвинение и направлять дело в суд. Так что рекомендую вам сотрудничать со следствием. Возможно, это зачтется на суде. Мы все равно все выясним, без вас или с вами. Можно сказать, уже все выяснили, — Горохов многозначительно кивнул на магнитофон с пленкой.