Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
— Опоздал ты немного с удавлением, — я многозначительно ткнул пальцем в потолок. — Один уже там… На том свете.
— Как это? Так быстро? Уже расстреляли?
— Нет, конечно. Не поспели бы. Да вот только Савченко в камере повесился на собственных штанах.
— Туда ему и дорога, — процедил Шубник.
— Я тоже по нему не горюю, заслужил. Только нескольким милиционерам, начиная от дежурного КПЗ и заканчивая проверяющим по УВД в тот день, по выговору дали. За то, что не углядели за суицидником.
— Выговор не заразный, носить можно.
— Я тоже так думаю, — кивнул я. — Ну, а ты долго загорать тут собрался?
— А что? — насторожился Шубник.
— На работу пора выходить…
Больной тяжело вздохнул и горестно почесал шею под воротом больничной пижамы.
— Курсант, не напоминай, а… Вот, как вспомню, что опять в закутке «Дома быта» сидеть и ключики точить, как жуку какому-то, так снова хочется словить пулю, чтобы подольше на больничном проваляться.
— Да не на ту работу выходить надо, — я хитро прищурился, чуть выжидая, — на другую.
— На какую еще другую? — крякнул Медведев.
— В общем, расклад такой — Булкин тут договорился с нужными людьми, тебя в школу берут.
— Меня?! В школу? — Шубник часто заморгал.
— Ну, да, ты сам же хотел там работать, помнишь, говорил мне?
— Конечно, хотел, только ж я судимый. Как меня возьмут?
— Судимость погашена, да и говорю же, начальник УВД подсуетился. Место тебе нашел.
— Кем? Физруком? — голос Медведева дрогнул, он потер глаза.
— Пока нет. Завхозом, ну а там — как себя покажешь. Как с коллективом сработаешься, глядишь, и в физруки возьмут. Диплом-то не потерял еще свой педагогический?
— Андрюха! Спасибо, — выдохнул Медведев, я со смущением заметил, что у него даже голос немного подсел. — Спасибо!
Он протянул широкую ладонь. Я пожал ее, а Шубник тряс и тряс мою руку, не останавливаясь. Зашмыгал вдруг носом, пряча глаза. Никогда я его не видел таким счастливым.
— Ли-иза!!! Любимая! — блажил Быков, чуть покачиваясь на богатырских, но сейчас нетвердых ногах, и задрав голову, целя взглядом на второй этаж роддома. — Это я! Эй!!! Ли-из!
— Тише ты! — дернул я за рукав нетрезвого друга. — Всех новорожденных перепугаешь! До колик!
— Не, ну а че она? Где она?! — Антоха отмахнулся от меня букетом. Цветы в такое заведение, конечно, не передать — не стерильно. Но отговорить покупать розы я Тоху не смог. Сейчас цветы ни к чему, не выписка же еще. Да и на выписку не особо было принято в восемьдесят шестом с цветами в роддом заявляться.
Антон сунул два пальца в рот и уже собирался изобразить Соловья-разбойника, но окошко над нами распахнулось, и в проеме показалась Тохина жена — Лиза. Я даже не сразу узнал ее — без косметики, в казенном халате с хвостом вместо прически. Не такая, как когда мы по бережку гуляли, а я пытался Зинченко подловить, пока они в речке плескались. Вид у молодой мамы был замученный, но счастливый.
— Антоша! — сначала расплылась она в улыбке, а потом нахмурилась. — Ты чего раскричался?
— Лизка, покажи дочь скорее! На кого похожа? На меня, да?
— Скоро покажу, на кормление ее должны принести. Сразу и покажу.
— А я думал, Юлька с тобой в палате? — в этот момент Антон качнулся, и ему пришлось опереться на меня.
— Не Юлька это, а Соня, — сквасила губки Лиза. — Сколько раз тебе твердить, в честь моей подружки назовем. Ведь это же она нас с тобой познакомила.
— Какая Соня? — взмахну руками Быков. — Юлька она, и точка!
— Быков, не ори так! Дома поговорим и обсудим все. Ладно?
Антоха вытянул губы, будто целовал жену на расстоянии, а потом воздел руку с красным букетом вверх, будто с победным знаменем:
— Это тебе! Скажи, чтобы банку в палату принесли!
— Нельзя здесь цветы, ты что? И банки с водой нельзя…
— А что можно? Давай я тебе котлет принесу, что-то ты худая совсем стала. Или плов.
— Тут из продуктов только печенье и сгущенку можно, — отмахнулась Лиза.
— О как! — икнул Быков. — А че так? Кормят-то хоть нормально?
— Обед — щи без мяса, а на ужин капуста, похоже, из тех же щей выловленная. Но мне хватает, так что ничего не надо. Хотя нет… «Юбилейное» принеси несколько пачек. Нам на палату.
— Ага, — Тоха бесцеремонно отшвырнул ставший вдруг ненужным букет на землю. — И все? Больше ничего не надо?
— Не надо…
— Так не бывает, Лиз, вот скажи, чего ты хочешь?
— Господи, выспаться просто хочу…
Быков нахохлился, размышляя.
— Это пока невыполнимо, а еще чего?
— Чтобы не пил.
— У меня дочь родилась, имею право! — Быков топнул ногой.
За спиной Лизы выросла нянечка, что-то проворчала, после чего окошко спешно закрылось. Но через секунду за стеклом снова выросла Лиза Быкова с ребенком на руках, закутанным с ног до головы в пеленки.
— О! — Быков аж подпрыгнул, чтобы лучше разглядеть. — Покажи Юльку! Покажи!
Лиза жестами обозначила, что, мол, окно нельзя открывать, когда ребенок в палате, так смотри, через стекло. Бережно, двумя руками удерживая ляльку, с еще отекшим и желтовато-хмурым, как у самурая, лицом, она повернула ее так, что мы увидели курносый нос и глазки-пуговки.
— Смотри, Андрюха! — заголосил Быков. — На меня похожа! Ну, точно! Подбородок — вылитый мой! Да?
— Да не дай бог, — похлопал я его по плечу. — Уж лучше пусть она в мать пойдет. Антоха, пожалей девчонку.
Но мой друг, конечно, меня не слушал.
— И уши мои! Смотри, как торчат! Особенно левое — точь-в-точь как у меня! — Быков радостно замахал жене руками. — Спасибо, любимая! За дочу спасибо!
— Тоха! Не ори так, — я снова дернул парня за рукав. — Щас ментов вызовут.