Курсант: назад в СССР
Шрифт:
Я помотал головой. Какие на хрен шахматы? Я чуть боты не завернул. Мне нож в бок воткнули. Лежу ловлю отходняки с пенициллиновым вкусом во рту. А этот с шахматами лезет.
— Просто со мной никто играть не хочет, — глаза “Машкова” превратились в грустные маслины, как у кота-подлизы из Шрека.
— Не до шахмат мне, — буркнул я. — Мне даже сесть трудно.
— Это ничего, — оживился больной. — Я буду переставлять фигуры за тебя. Ты только мне клетки называй, куда их ставить. Меня Леня зовут, легко запомнить. Так же, как его. — шахматист гордо
Я сначала не понял, но потом дошло, что речь идет о целователе всех времен и народов. Говорят, что и война холодная с пиндосами началась только потому, что американские президенты не хотели целоваться с нашим генсеком.
— Ну, что сыграем, а? — назойливый Леня не отходил от меня.
— Это твой транзистор? — кивнул я на белую крашенную тумбочку, на которой примостилась малогабаритная “Орбита-2” в кожухе из коричневой кожи.
— Ага.
— Включи музычку, тогда сыграю, только сразу предупреждаю — в шахматы не умею. Придется тебе сначала научить меня.
— Музыку нельзя, — вздохнул Леня. — Ленка что-то сегодня злая, как моя теща с похмелья. Ругаться будет.
— А ты по-потихонечку. — я обвел взглядом других больных. — Никто же против музыки не будет? А, мужики?
Кроме нас в палате было еще трое: тихонький дедок и два, ничем ни примечательных мужичка. В ответ они вяло кивнули. Видать, шахматист уже и их успел достать.
— Смотри, — Леня поставил тумбочку между нашими кроватями и положил на нее шахматную доску. — Пешка ходит только прямо на одну клетку, но первый ход может на две. Конь буквой “Г” ходит, слон по диагонали. Понял?
— Вроде, — кивнул я.
— Давай попробуем, а там по ходу научишься. Сразу все фигуры все равно не запомнишь. Ходи первым, говори куда ставить фигуру. Клетки пронумерованы как в “морском бое”. Играл в школе?
Я чуть приподнялся на локте и застыл в более-менее удобном положении:
— Конечно, играл. Поставь мою пешку с Е2 на Е5.
— Так нельзя, — нахмурился учитель.
— А как можно?
— На Е3 или Е4.
— Ну, поставь там куда-нибудь, — кивнул я.
Леня походил за меня и выбросил навстречу моей пешке свою черную. Я попросил передвинуть моего коня так, чтобы тот сразу проскакал через все поле и подставил под удар его короля.
— Да нельзя так! — раздраженно проговорил шахматист.
— А как можно? — состряпал я недоумевающую рожу.
— Ну… Сюда можно, или сюда, или сюда.
— Ну, давай сюда, — будто бы наобум сказал я, соглашаясь с одним из предложенных вариантов.
И так почти каждый свой ход я делал не по правилам. Заставлял Леню показывать мне возможные варианты. Выбирал самый лучший, делая вид, что тыкаю пальцем в небо, и рубил его пехоту и кавалерию. Потом добрался до флота и загнал короля в угол.
— Ну что сопишь? — с недоуменным видом спросил я гроссмейстера. — Ходи уже, а то устал я.
— Не могу, — сокрушенно пробормотал он, лихорадочно сканируя глазами доску и ища выход из игровой
— Это почему? — хитро прищурился я.
— Мне мат…
— Жаль, — поморщился я. — А так хотелось поиграть еще. Так, что получается? Я выиграл?
— Да! Но как? — всплеснул руками Леня. — Как ты это сделал? Ты же даже не знаешь, как ходят фигуры?
— Новичкам везет, — улыбнулся я (а про себя подумал: “Это ты еще в покер со мной не играл”). — Еще партейку?
— Да ну тебя, — отмахнулся Леня, сгребая фигуру в кучу. — Странный ты какой-то… И мужиков, говорят, покалечил.
Больше Леня меня не доставал. И даже музыку выключил в знак кровной обиды. А я только “Песнярами” заслушиваться начал. Пуща их Беловежская — огонь, конечно. В наше время таких не пишут… И Пущи больше нет, наверное.
— А ну, мужички! — в палату, брякая медицинским столиком на маленьких колесиках, ввалилась медсестра Лена. — Быстро легли все воронками вверх и заголили пятые точки!
На двухярусном столике с чуть облупившейся белой эмалью сверкали серебристые лотки с многоразовыми стеклянными шприцами.
От одного вида их плечи мои передернулись. Не люблю уколы. Лучше пулю в плечо или нож в бок. А уколы с детства не уважаю… Тем более, советские иглы казались огромными, как вязальные спицы.
— Тебе Петров не надо, — снисходительно бросила Ленка. — Ты пока на капельницах. Антибиотиков и витаминов тебе уже сегодня достаточно влили.
Я с облегчение выдохнул и с торжествующим видом посмотрел на кряхтящего Леню. Он вздоргнул и ойкнул, когда игла впилась в его худосочный зад, похожий на облезлый кокос.
— Здравствуйте, — за спиной медсестры раздался приятный, но в то же время, твердый девичий голос. — Мне нужен товарищ Петров.
Я выглянул из-за Ленки. В проходе стояла подтянутая девица в костюме “летчицы”. Двубортный синий китель чуть подчеркивал талию и был немного тесен для выпирающей груди. Юбка из такой же ткани опускалась чуть ниже колена. Хотелось бы ее чуть укоротить, но прокурорская форма такого не терпит. Это в наше время ляльки с накачанными, как у утконосов губами и раскосыми лисьими глазищами перешивают на себя прокурорские мундиры, чтобы задницу ботексную лучше видно было. А здесь естественная красота. Да еще и в форме. Я засмотрелся…
— Девушка! — всплеснула руками Ленка. — Почему без халата?
— Я из прокуратуры.
— Да хоть из КГБ СССР, правила для всех едины. Возьмите халат у постовой медсестры и приходите.
Через минуту прокурорская вновь появилась в палате в белой бесформенной накидке.
Я поморщился. Люблю девушек в форме, а в простынях они не очень выглядят. Она подошла к моей кровати и села на табурет. Уже определила по возрасту, что я и есть ее объект допроса.
— Здравствуйте, гражданин Петров, — начала она официальным тоном. — Меня зовут Федорова Галина Владимировна. Я следователь городской прокуратуры. Буду вести дело по факту причинения вам тяжких телесных повреждений.