Курсант. Назад в СССР

Дамиров Рафаэль

Я церемонно обвел взглядом присутствующих и торжественно произнес:

– Спасибо, товарищи! Как комсомолец и будущий коммунист я твёрдо для себя решил, что хочу поступить на службу в ряды советской милиции. Это мечта моего детства. Я уверен, что смогу принести пользу своей стране в почётном деле борьбы с преступностью. Советский народ должен чувствовать себя защищенным. И пользуясь случаем, я хотел бы попросить высокопоставленного гостя – товарища Зинченко Сергея Сергеевича, дать мне соответствующие рекомендации от имени горкома партии на поступление в среднюю

школу милиции в нашем городе. Я понимаю, что вначале нужно отслужить в армии и проявить себя на боевом посту, заручившись характеристиками командиров. Я готов к этому. Но так моя мечта оттянется еще на два года. Я прошу Сергея Сергеевича посодействовать о принятии меня в школу милиции на общих основаниях, но без прохождения воинской службы. Это будет для меня лучшей наградой. Спасибо…

Когда я закончил воцарилась секундная пауза, а затем раздались аплодисменты. Хлопала свита Зинченко, представители больницы (и даже завотделением), корреспонденты и прочие господа присяжные-заседатели.

Зинченко насупился. На его виске запульсировала жилка. После моих слов его атаковали журналисты, наперебой засыпали вопросами.

– Что скажете, Сергей Сергеевич? Считаете ли вы достойным Андрея Петрова стать на стражу правопорядка? Вы можете сделать исключение из правил?

Второй секретарь горкома достал клетчатый платок и медленно полировал взмокшую лысину. Казалось, что у него намокли даже усы.

– Этот вопрос находится в ведении министерства внутренних дел. Мы можем лишь давать рекомендации, – уклончиво ответил Зинченко.

– Скажите, Сергей Сергеевич, – к чиновнику подскочила бойкая девица с фотоаппаратом. – А может ли общественность как-то повлиять на решение этого вопроса? Если мы напишем про это в газете.

– Я пока ничего не могу сказать, – Зинченко скомкал платок и сунул в карман пиджака, его лицо становилось все краснее. – Мы обсудим этот вопрос на городской партийной конференции. Она состоится завтра.

– Но как же? – вцепились журналисты (вот за что я люблю прессу, что хватка у них, как у крокодила, ну или у матёрого опера, зацепят и не отпустят, пока на дно не утянут). – Вы думаете, кто-то будет против? Неужели Петров не достоин звания сотрудника советской милиции?

Зинченко пыхтел, надувая щеки. Его твёрдая и выверенная речь превратилась в лепет с ужимками.

Я знал, что для меня никто поблажек делать не будет. Школа милиции – госструктура и процедура поступления туда закреплена законом. Но так хотелось посмотреть, как выкрутится уважаемый гость из каверзной ситуации.

Как говорил один мошенник: «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели». Под натиском прессы Зинченко пришлось пообещать журналистам и тысячам советских читателей газет и радиослушателям, что по факту поступления в школу милиции комсомольца Петрова Андрея Григорьевича будет решаться вопрос на самом высоком уровне.

Интересно, это на каком? Не в Москве – это точно, значит здесь. В местном горкоме. Конечно, Зинченко постарается спустить всё на тормозах, но мы еще пободаемся. Я ничего не теряю, кроме того, что могу загреметь в армию.

В

конце нашей «тёплой» встречи под аплодисменты присутствующих мы ещё раз пожали друг другу руки. Зинченко попытался стиснуть мою кисть сильнее обычного. Но я тоже даванул в ответ неслабо. Насколько позволяла моя нынешняя физическая оболочка. Мы оба поморщились друг на друга фальшью прощальных улыбок и разошлись, как айсберг с Титаником в фильме с альтернативной концовкой.

Зинченко нацепил шляпу и скрылся со своей свитой в недрах коридора. Я побрел в палату, а главврач еще долго рассказывал под магнитофонную запись журналистам, как продуктивно и быстро проходит лечение молодого комсомольца в лучшей больнице города. Какие замечательные здесь работают врачи и младший медперсонал.

О больнице ничего плохого не скажу. Просто завотделением мне не по душе… И кормёжка местная.

* * *

– Я завтра уезжаю, – со вздохом проговорила Катя.

Мы сидели на больничной лавочке в тени раскидистого вяза. Она пришла меня навестить. Полуденное солнце спряталось за облако, будто грусть девушки передалось и ему.

– Удачи тебе в поступлении, – сказал я.

– Но ведь, если я поступлю, я останусь в Москве, – Катя пытливо смотрела мне в глаза, пытаясь уловить в них сожаление.

Но я ни о чем не сожалел. Фактически я знал её всего несколько дней. Девчонка вроде хорошая, но жениться я не собираюсь, а для потрахушек она не подходит. Не в той эпохе выросла. Не буду девке голову морочить. Пусть идёт своей дорогой, а у меня свой путь – одинокого волка. Непреклонного и беспощадного. Как из «Ну погоди». Не хочется сразу навешивать на себя обязательства, а потом разрываться между семьей и карьерой. Как говорится: «Первым делом самолеты, ну а девушки за борт».

– Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, – улыбнулся я. – В нашем Мухосранске таких ВУЗов нет. Тебе надо ехать.

– Где? – не поняла девушка.

– В Новоульяновске. Москва, есть Москва. Если поступишь – через несколько лет мне еще спасибо скажешь, что я тебя отговаривать не стал.

– А как же поцелуй? – голос Косичкиной дрогнул. Её глазенки заблестели влагой.

– Какой поцелуй?

– Ты не помнишь? На кухне у тебя…

– А что поцелуй? – пожал я плечами. – У тебя таких поцелуев еще будет знаешь сколько. И не только поцелуев.

– Дурак! – Катя вскочила со скамейки. – Ну и оставайся в своем Мухосранске.

Девушка развернулась и решительно зашагала прочь. Я не стал её останавливать и окрикивать. Опухоль удаляется не кусочками, а одним движением. Иначе всё зря. Уверен, что всё у неё получится, и она станет отличным хирургом. Учить на врачей у нас умели… Пока. А такие целеустремлённые и усидчивые, как она, составят в будущем цвет советской медицины. Которая конечно потом погибнет, разбившись о безденежье, о платные клиники и эмиграцию врачей. А пока у неё все впереди…

– Петров, – из-за куста показалась габаритная Лена. – Тебе что, на обед особое приглашение нужно? Ноги в руки – и бегом в столовую. Ты время видел?