Курсант. Назад в СССР
Шрифт:
– Как в морге, – ответил я. – Но только жрать хочется.
– Шутишь! Это хорошо. Значит, недельки три еще, минимум, протянешь.
– Как недельки три? – встрепенулся я. – А потом что?
– А потом выпишу тебя.
Я с облегчением выдохнул. А старик тоже умел прикалываться.
– Ты сейчас находишься в отделении хирургии городской больницы. Ранение у тебя проникающее, колото-резаное в брюшную полость, неглубокое, и органы не задеты, – продолжал врач. – Операцию я провел, все заштопал. Крови ты потерял чуть лишнего, но организм
Я попробовал встать.
– Тише, – подскочила ко мне пухлобокая медсестра и попыталась всучить утку. – Сможешь сам или помочь?
– Всё нормально… – процедил я, борясь с болью. – Я до туалета сам дойду. Типа аппендицит же всего лишь вырезали.
Но в этом я немного ошибся, боль не дала мне сделать и шагу. Пришлось воспользоваться услугами тётки со сварливым голосом. Ей, конечно, не привыкать управляться с уткой. А у меня чуть травма детства не приключилась. Все-таки я привык делать такие дела в одиночку и без тесного контакта с другими людьми.
– Лежи, Петров, – приказала медсестра. – Не дёргайся. К тебе скоро из прокуратуры придут. Они просили позвонить, как очнёшься. Так что, сил набирайся… А вместо мамки, я теперь буду за тобой присматривать. Меня Леной зовут.
Лена, виляя дутыми бедрами, вышла из палаты. Надо мной тут же нависла косматая небритая морда, напоминающая Машкова в запое. Такие же худые плечи с висящей на них майкой-алкоголичкой. Я вздрогнул.
Морда приветливо улыбнулась:
– В шахматы будешь играть?
Я помотал головой. Какие на хрен шахматы? Я чуть боты не завернул. Мне нож в бок воткнули. Лежу ловлю отходняки с пенициллиновым вкусом во рту. А этот с шахматами лезет.
– Просто со мной никто играть не хочет, – глаза «Машкова» превратились в грустные маслины, как у кота-подлизы из Шрека.
– Не до шахмат мне, – буркнул я. – Мне даже сесть трудно.
– Это ничего, – оживился больной. – Я буду переставлять фигуры за тебя. Ты только мне клетки называй, куда их ставить. Меня Лёня зовут, легко запомнить. Так же, как его. – шахматист гордо вытянулся в струнку и показал указательным пальцем вверх.
Я сначала не понял, но потом дошло, что речь идет о целователе всех времён и народов. Говорят, что и война холодная с пиндосами началась только потому, что американские президенты не хотели целоваться с нашим генсеком.
– Ну, что сыграем, а? – назойливый Леня не отходил от меня.
– Это твой транзистор? – кивнул я на белую крашеную тумбочку, на которой примостилась малогабаритная «Орбита-2» в кожухе из коричневой кожи.
– Ага.
– Включи музычку, тогда сыграю, только сразу предупреждаю – в шахматы не умею. Придется тебе сначала научить меня.
– Музыку нельзя, – вздохнул
– А ты потихонечку. – я обвел взглядом других больных. – Никто же против музыки не будет? А, мужики?
Кроме нас в палате было еще трое: тихонький дедок и два, ничем ни примечательных мужичка. В ответ они вяло кивнули. Видать, шахматист уже и их успел достать.
– Смотри, – Лёня поставил тумбочку между нашими кроватями и положил на неё шахматную доску. – Пешка ходит только прямо на одну клетку, но первый ход может на две. Конь буквой «Г» ходит, слон по диагонали. Понял?
– Вроде, – кивнул я.
– Давай попробуем, а там по ходу научишься. Сразу все фигуры всё равно не запомнишь. Ходи первым, говори куда ставить фигуру. Клетки пронумерованы, как в «морском бое». Играл в школе?
Я чуть приподнялся на локте и застыл в более-менее удобном положении:
– Конечно, играл. Поставь мою пешку с Е2 на Е5.
– Так нельзя, – нахмурился учитель.
– А как можно?
– На Е3 или Е4.
– Ну, поставь там куда-нибудь, – кивнул я.
Лёня походил за меня и выбросил навстречу моей пешке свою черную. Я попросил передвинуть моего коня так, чтобы тот сразу проскакал через всё поле и подставил под удар его короля.
– Да нельзя так! – раздраженно проговорил шахматист.
– А как можно? – состряпал я недоумевающую рожу.
– Ну… Сюда можно, или сюда, или сюда.
– Ну, давай сюда, – будто бы наобум сказал я, соглашаясь с одним из предложенных вариантов.
И так почти каждый свой ход я делал не по правилам. Заставлял Леню показывать мне возможные варианты. Выбирал самый лучший, делая вид, что тыкаю пальцем в небо, и рубил его пехоту и кавалерию. Потом добрался до флота и загнал короля в угол.
– Ну что сопишь? – с недоуменным видом спросил я гроссмейстера. – Ходи уже, а то устал я.
– Не могу, – сокрушенно пробормотал он, лихорадочно сканируя глазами доску и ища выход из игровой ситуации.
– Это почему? – хитро прищурился я.
– Мне мат…
– Жаль, – поморщился я. – А так хотелось поиграть ещё. Так, что получается? Я выиграл?
– Да! Но как? – всплеснул руками Леня. – Как ты это сделал? Ты же даже не знаешь, как ходят фигуры?
– Новичкам везет, – улыбнулся я (а про себя подумал: «Это ты еще в покер со мной не играл»). – Еще партейку?
– Да ну тебя, – отмахнулся Леня, сгребая фигуру в кучу. – Странный ты какой-то… И мужиков, говорят, покалечил.
Больше Леня меня не доставал. И даже музыку выключил в знак кровной обиды. А я только «Песнярами» заслушиваться начал. Пуща их Беловежская – огонь, конечно. В наше время таких не пишут… И Пущи больше нет, наверное.
– А ну, мужички! – в палату, брякая медицинским столиком на маленьких колесиках, ввалилась медсестра Лена. – Быстро легли все воронками вверх и заголили пятые точки!