Курсом зюйд

Горелик Елена Валериевна

Дарья отыскала супруга там, где и предполагала — на строящемся в камне юго-восточном бастионе, именуемом Государевым. Под благовидным предлогом увлекла в одно из уже готовых помещений верхнего этажа — мол, надо поговорить — и вывалила благоверному всё как есть.

— Так и сказал? — если бы Карл услышал, каким тоном произнёс это Пётр Алексеич, ему бы точно стало не по себе. — Щенок. И ведь рожу ему не разобьёшь, не поймут.

— Если он такое ляпнул при дамах, какие гарантии, что он не отмочит что-нибудь подобное при наречённой невесте? При иностранных послах? Нет, я туда больше ни ногой, — заявила Дарья. — Я знала, что у него с головой непорядок, но не думала, что болезнь так запущена.

— Что ж, будем

лечить, — нехорошо усмехнулся государь. — Ходить к нему тебе, душа моя, всё равно придётся. Но поглядим, осмелится ли он сказать что-либо подобное в моём присутствии.

— Вряд ли, — предположила Дарья.

— Вот и я думаю — вряд ли. Иди-ка сюда, — Пётр Алексеич обнял жену. — Напугал он тебя, душенька?

— Скорее, разозлил, — призналась супруга. — Но да, есть и страх. Этот человек одержимый. Если вобьёт себе что-то в голову, потом ядром не вышибешь.

— Положим, кто-то там у вас и пулей управился. Даст Бог, он и здесь свою судьбу отыщет… Катьку, племянницу, жалко. А его — нисколько.

2

«Висяк» — он и в Африке «висяк», и в восемнадцатом веке. Ничего не меняется, когда на пути расследования оказывается политика.

Нет, по уголовной части «Холмс» со своей командой сыскарей-любителей управился на пять баллов. Те ребята, которые должны были вывезти Карла с Петропавловского — он же Заячий — острова, как раз и оказались убийцами посредника, завербовавшего горе-подрывника на лесопилке. Даже орудие убийства у них обнаружилось — обычный багинет, чьё лезвие идеально, до долей миллиметра и по всем щербинам на лезвии совпало с тщательно измеренным и зарисованным раневым каналом в теле убитого. А их лодку кто-то пытался отмыть изнутри, не иначе, как от следов крови. Оба подельника тоже оказались из русских дезертиров, перебежавших к шведам ещё под Нарвой. То, как они легко и непринуждённо завалили своего же товарища, очень многое о них говорило. И к слову, судьба их ждала незавидная: кого Пётр Алексеич никогда не прощал, так это предателей.

Словом, уголовный след вышел куда надо. Но дальше он вёл уже к какому-то таинственному лицу, коего исполнители знали только по тихому вкрадчивому голосу, общаясь с оным исключительно из-за ширмы. Притом на русском языке. Единственная существенная деталь, которую они сообщили — это акцент, притом явно не искусственно воспроизводимый, а природный. Уверяли, что не был он похож ни на немецкий, ни на голландский, ни на шведский. Кое-какие детали позволяли сделать предположение, что речь идёт о носителе одного из романских языков, но это была единственная и крайне ненадёжная зацепка.

Юрий Николаевич в общении с задержанными прекрасно обошёлся без членовредительских штучек. За исключением одного эпизода, когда эти двое решили, что бывших семёновцев не бывает и при первом же перекрёстном допросе, сославшись на тайные сведения, попросили присных удалиться — мол, всё скажут, но только главному. И решили применить силу. Мундир егеря им ни о чём ещё не говорил, а телосложение следователя опасений не внушало. Но «дрищ» едва ли не в буквальном смысле завязал их обоих морским узлом. Спешно вернувшимся работникам следственного отдела предстала картина эпической битвы, где задержанные ползали по полу, тихо завывая, а «Холмс» невозмутимо стоял над ними, скрестив руки, словно монумент спокойствия. «Самые умные нашлись, понимаешь, — комментировал происходящее Юрий. — Не вы первые, не вы последние». Мгновенное и жестокое возмездие за попытку нападения на следователя произвело на обоих дезертиров такое впечатление, что ребята «поплыли» и начали выдавать полезную информацию. А когда Юрий понял, что они выжаты досуха, отправил их обратно в казематы крепости.

— В общем,

так, — сказал он, когда Пётр Алексеевич, пригласив на совещание только Меншикова и следователя, потребовал доложить о результатах. — Эти двое — такие же шестёрки, как и третий, которого они завалили, когда узнали, что мы вышли на того мужичка. Тем бы всё и закончилось, но заказчик через некоторое время затребовал действий — вывезти на лодке двух человек с Заячьего острова. Сперва не хотели о том говорить, но я пообещал отдать их тебе, государь, и ребятки раскололись до самой задницы. Короче, тот тип приказывал им лично, без посредников, но говорил из-за деревянной ширмы и шёпотом. Где это было, они не знают, их водили кругами вокруг порта, потом провели задворками в какую-то комнату с одной свечкой… В общем, посреди Невы к ним должен был причалить ял, забрать пассажиров и передать деньги… Думаю, их бы там же и завалили, на таких дураках всегда экономят. Иначе хрен бы им лично приказывали, передали бы записку с приказом сжечь после прочтения. Но с тех пор, как я этих придурков допросил, больше никаких зацепок не проявилось. Нигде. Кто бы ни был тот, говоривший с акцентом, он или залёг на дно, или как-то свалил из города.

— А ты что скажешь? — государь устремил мрачный взгляд на Алексашку. — Ведь не всех иноземцев надобно было проверять.

— Французов и разных гишпанцев у нас едва ли два десятка наберётся, — сказал светлейший. — С кем-то сам говорил, к кому-то верных людей посылал. Везде за ними приглядывают. Пока ничего не нащупал.

— Ты говорил и с женщинами-иностранками тоже? — спросил «Холмс».

— Да бабы-то тут при чём?

— При том. Не одни дамы Черкасовы умеют мозгами пользоваться.

— Послушай его, Алексашка, дело говорит, — Пётр Алексеич кивнул в сторону Юрия. — И сам бы о бабах не подумал, да пример есть.

— Тогда дело, считай, завалено, — Меншиков развёл руками. — Знатных дам из тех краёв здесь нет, а офицерские жёны, метрессы, актриски да портнихи — разве их всех учтёшь.

— Вот и займись, самая работа для тебя, — хохотнул Пётр Алексеич. — Проверять придётся всех. Обрати внимание ещё и на попов ихних. Латинян, лютеран — всё едино. Иезуиты шпионством едва ли не открыто грешат… Вот что, Юрий, — он обернулся к следователю. — Сидит у меня здесь один польский иезуит, Катька года полтора назад его из-под носа у Каролуса с Мазепой выкрала. Поспрашивай попа, вдруг ему что ведомо. Затем съездишь в Шлиссельбург, там Хаммер обретается. С ним тоже поговори. Знает он по сему вопросу немного, но может и вспомнит что полезное — кого видел, с кем говорил и в Новом Свете, и в Старом. Кто ему путешествие оплатил — тоже прелюбопытно, жаль, я не догадался спросить ранее.

— Я бы ещё обратил внимание на команды и пассажиров кораблей, что заходят сюда ненадолго и не постоянно, — Юрий вдохновился этой идеей. — Что, если наш визави — «гастролёр»? То есть, наездами в Петербурге. Сравнить бы списки таких кораблей, с датами прибытия и отбытия, и…активности.

— Всё равно надобно искать и постоянных, кто у них здесь на прикорме. Но согласен, нужно проверить книги в порту.

— Я займусь. Мне только бумажка потребуется, чтобы лишних вопросов не задавали.

— Бумажка тебе будет. Работай.

— А мне самое трудное — пойду по бабам, — сказал Алексашка, и все трое дружно расхохотались.

Интермедия.

—…Русские в последнее время стали действовать слишком уж оперативно. Их стараниями была провалена попытка вывезти шведского короля. Пришлось уходить едва ли не в самый последний момент. Мы подняли якорь, пока они там возились с пойманными посредниками… Это правда, что они погибли во время допросов?

— Такие слухи ходили, но правдивы они или нет, мне не ведомо.