Куртизанка
Шрифт:
– Габриэль…
Она не стала смотреть на него, опасаясь, что еще один слово, и она больше не сможет удерживать в ледяных тисках свои чувства, которые рвутся наружу. Натянув шляпу на голову, девушка шагнула к двери.
– Мне надо идти. – Она сумела на прощание метнуть в Реми холодную улыбку. – Вам действительно следует заняться поисками хорошего мастера по замкам и засовам.
Реми, вытянув шею, высунулся в окно, чтобы проводить взглядом Габриэль, когда та двинулась в обратный путь по оживленной улице. Даже в старом платье и соломенной шляпе она несла себя, как герцогиня, и другие женщины инстинктивно сторонились,
Как бы ему ни хотелось размозжить пару-тройку черепов за подобную наглость, Реми едва ли винил этих мужчин за их реакцию на ее чувственную красоту. Его собственное тело все еще трепетало от болезненного желания, и он готов был в полном отчаянии разбить и кровь кулаки о стену. Или, еще лучше, голову. Ну почему он, как проклятый болван, позволяет ей вот так просто уходить прочь?
Ну почему он сразу же не ответил на все ее вопросы? Сумел бы простить ее? Желал бы отвезти ее обратно на остров Фэр? Забыл бы про цель своего приезда в Париж? Остался бы с ней на ее острове?
Вот в чем разгадка. Вот обо что он споткнулся тогда и по-прежнему спотыкается. С той самой ночи в канун Дня святого Варфоломея, единственное, что не давало ему сойти с ума, было желание спасти Наварру. Великая миссия. Реми был солдатом всю свою жизнь, не имел дома, не имел семьи. Его долг и честь были всем, чем он когда-либо действительно владел, и теперь он боялся, что поставил под угрозу свою честь.
Реми заскрежетал зубами. Если Габриэль потребовалось объявиться подле него без предупреждения, почему бы ей не надеть одно из своих вычурных нарядов, чтобы казаться такой роскошной и убедительно далекой? Зачем ей понадобилось быть с ним мягкой и нежной, по-доброму успокаивать его, избавлять от преследующего его кошмара и убаюкивать его гордость? Когда она без содрогания гладила его уродливые шрамы, ее синие глаза, такие нежные и грустные, напомнили ему девочку, которая так долго наполняла смыслом его мечты. Она напоминала ему Габриэль их дней на острове, ту, которой, как она говорила, больше не существовало.
Он воображал, будто все пройдет иначе, если ему когда-нибудь повезет и Габриэль окажется в его объятиях. Медленно и нежно, терпеливо и осторожно преодолеет он ее девичью скромность.
Скромность? Реми горько усмехнулся, вспомнив, как пылко она целовала его, как с отчаянной страстью впивалась ногтями в спину. По крайней мере, в начале, пока тот внезапный страх не отразился на ее лице. Нет, не просто страх, а ужас, когда она пронзительно кричала, умоляя его остановиться, и потом колотила его, как если бы боялась, что он не остановится. Как если бы она действительно думала, что он мог бы попытаться взять ее силой.
Реми хмурился, явственно вспоминая, как у нее тряслись руки, когда она пыталась расправить платье и застегнуть его.
«Любовь? – с дрожью в голосе переспросила она. – Так вы называете любовью то, чем я занимаюсь? Я могу заставить себя находиться в постели с мужчиной, лишь воображая, что нахожусь где-нибудь в другом месте, только не в постели с мужчиной».
В тот момент Габриэль меньше всего походила на опытную куртизанку. Ее сумрачный взгляд напомнил ему других женщин с пустыми поблекшими глазами. Женщин после сражения или осады, где им удалось выжить, но не удалось сохранить душу. Женщин, жестоко изнасилованных солдатами, опьяненными от пролитой крови.
Неужели и Габриэль когда-то подверглась насилию? Одной этой мысли было
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Габриэль брела вдоль шумной улицы, так до конца и не оправившись от встречи с Реми. Упрямая гордость, позволившая ей покинуть его с высоко поднятой головой, опустошила ее. Неожиданно она наткнулась на тучную женщину. Та пихнула Габриэль углом своей корзины.
– Что это с вами, милочка? – сердито проворчала она, оглядывая Габриэль с ног до головы. – Вы бы лучше перестали парить в облаках и спустились на землю.
– Извините, – пробормотала Габриэль.
Спуститься на землю? Эта тетка, кажется, немного опоздала со своим советом. Габриэль только что из чувства противоречия согласилась выйти замуж за Николя Реми.
Но этому никогда не бывать, уверяла она себя. При следующей встрече она объяснит ему, что ее не устраивает подобный фарс. И Реми со своим королем могут убираться к чертовой матери. И хватит об этом. Но тут же она с грустью стала размышлять, как все могло обернуться, если бы она стала невестой Реми при совсем других обстоятельствах. Если бы никогда не существовало никакого Дантона, никакого Наварского, никакой Темной Королевы. Если бы она по-прежнему оставалась все той же невинной девочкой…
Она выходила бы замуж на острове Фэр в простом платье из мягкой синей ткани, сотканной местными ткачами. Арианн с любовью изготовила бы ей подвенечный венок, а Мири все пританцовывала бы вокруг них, не в силах сдержать свое волнение. На острове Фэр никто не придал бы значения тому, что Габриэль была дочерью католического рыцаря, а Реми – гугенотом. Они поклялись бы в верности друг другу на поляне позади Бель-Хейвен, скрепив свой союз нежным поцелуем. Она вручила бы Реми свадебный подарок – ножны, которые сама гравировала с изображением огнедышащих драконов, чтобы они напоминали ему о том дне, когда он шуточно согласился стать ее рыцарем. Там, в лесу. И той ночью, когда она рассталась бы со своею невинностью, Реми был бы очень терпелив и нежен. Их близость оказалась бы прекрасной…
«Очнись, Габриэль, и прекрати свои бессмысленные мечтания», – с отчаянием призвала она себя к порядку. Проклятый Николя Реми! До того как он вернулся из царства мертвых в ее жизнь, она, по крайней мере, была уверена в своих честолюбивых планах и не сомневалась и предначертанной ей судьбе. Но он смутил ее, заставил тосковать о вещах, которые были потеряны для нее:
О доме, невиновности, ее волшебном даре… о любви.
Ее любви? Или Реми?
Габриэль застыла посреди улицы. Торговец, восседавший верхом на лошади, дико крикнул: «Поберегись!». Она едва успела отпрыгнуть в сторону и прижалась к витрине какой-то лавки. Девушка чудом не оказалась раздавленной под копытами лошади, но ее сердце дико стучало вовсе не от этого.
Она любит Реми!
Нет, она только волнуется за него. Он остается ее другом, и ничего больше.
«Какая же ты ужасная лгунья, – издевался над ней внутренний голос. – Ты влюблена в этого мужчину с того самого дня, когда он встал перед тобой на колени и поклялся всегда защищать тебя».
Сколько бы Габриэль ни убеждала себя, она все равно любит его. Габриэль закрыла глаза, уступая отчаянию, потом резко встряхнулась. Только одно она могла сделать для Реми – уберечь, а значит, держаться от него как можно дальше.