Кутузов
Шрифт:
– Все может быть, Александр Александрович, – с осторожностью ответил он. – Впрочем, мы не посвящены в замыслы его величества...
Прозоровский, размахивая сухоньким кулачком, с пылкостью развивал свой план кампании, а Михаил Илларионович, не очень-то вникая в него, мысленно оглядывал ход событий за протекшие полгода.
Новая война с Наполеоном, которую открыла Пруссия в союзе с Россией, началась столь же неудачно для союзников, как и предыдущая. Пруссаки повторили ошибку Мака, неосторожно выдвинувшись вперед. Армия Наполеона, возвращавшаяся из Австрии, в двух сражениях – при Иене и Ауэрштадте, в один и тот же день – 2 октября 1806 года, разгромила и рассеяла все их силы. Уже через месяц вся монархия Фридриха III, за исключением восточной ее части, с городами Данцингом и Кенигсбергом, занята была французами.
– Беннигсен сам мог бы поправить дело! – горячился Прозоровский. – Ведь он с шестьюдесятью тысячами солдат перешел границы еще в октябре, успел занять Прагу и выйти к Висле. Но, сиречь, обычной своей нерешительностью и ссорами с Буксгевденом натворил столько бед...
– А всего более – отступлением к Пултуску, – вставил Михаил Илларионович.
Неоправданный отход Беннигсена привел к тому, что Наполеон без единого выстрела завладел польской Прагой, Торном, Модлином и угрожал уже отрезать армию от русской границы. Так как начальники корпусов Беннигсен и Буксгевден враждовали друг с другом, понадобилось сосредоточить власть в одних руках. Выбор пал на шестидесятивосьмилетнего фельдмаршала Каменского, который прибыл к войскам только в декабре.
– Граф Михаил Федотович из сумасброда превратился подлинно в безумца! – рассуждал между тем Прозоровский. – Отдал в Пултуске несколько диких распоряжений, а после самовольно оставил свой пост!..
Ни князь Александр Александрович, ни разделявший его мнение Кутузов, однако, не знали подробностей происходившего.
Убедившись в Пултуске, что армии грозит опасность быть отрезанной, фельдмаршал приказал отвести ее к русским границам. Беннигсен, мечтавший занять его место, сумел расстроить вспыльчивого графа Михаила Федотовича. Он заявил, что не выполнит его приказа, так как получил строгое повеление защищать Кенигсберг, прибежище прусского короля Фридриха-Вильгельма. В припадке бешенства Каменский передал командование Буксгевдену и уехал из армии.
Этого и добивался барон Леонтий Леонтьевич. 14 декабря под Пултуском он отразил нападение французского корпуса и в пышной реляции донес Александру, что разбил самого Наполеона. В Петербурге донесение было встречено с восторгом: мнимому победителю поверили на слово. Орден Святого Георгия 2-й степени и звание главнокомандующего были ему наградой.
«Изо всех цареубийц, верно, один Беннигсен остался в милости у государя, – подумал Михаил Илларионович. – И это при мстительности и недоверчивости его величества. Невероятно!»
– Зато при Прейсиш-Эйлау мы, сиречь, упустили верную победу! – продолжал свои мечтания князь Александр Александрович. – Войско Бонапарта находилось в совершенном расстройстве. Генералы писали мне, что на военном совете все настойчиво предлагали Беннигсену атаковать...
– Но он предпочел благоразумнее отвести войска к Кенигсбергу, – закончил тираду Прозоровского Кутузов. – Впрочем, это не помешало обеим сторонам приписать себе победу...
Перед началом новой войны с Францией Кутузова называли одним из главных кандидатов на пост главнокомандующего. Император, кажется, склонился к тому же. В феврале 1806 года Михаилу Илларионовичу было вверено начальство над 5, 6 и 7-й дивизиями, он выехал в Петербург для участия в работе специально созданного Военного совета. За эти полгода Александр I приглашал Кутузова на обед тридцать восемь раз – чаще, чем своего любимца Аракчеева за весь год. В сентябре Михаилу Илларионовичу было милостивейше пожаловано на уплату долгов 50 тысяч рублей. Наконец 3-го числа того же месяца 1806 года последовал высочайший указ Кутузову о подготовке войск к выступлению.
Но многочисленные недоброжелатели при дворе добились устранения Михаила Илларионовича...
Когда в Киев пришло известие о победе Беннигсена над Наполеоном при Прейсиш-Эйлау, Кутузов написал жене: «Дай Бог. Я нынче себя узнал, что не завистлив...»
– Нет! Без нас, сиречь, каши не сварят! – торжествовал между тем Прозоровский. – Думаю, государь поймет, кому надобно вверить командование!
– Конечно, князь! – повысил голос Михаил Илларионович. – Истинно говорят в народе: старый конь борозды не испортит. Да ведь и молодым пора нам на смену. Вон мой зять Николай Захарович Хитрово. В двадцать шесть лет уже командует Псковским драгунским полком в корпусе Ивана Николаевича Эссена. И, как пишут мне, отмечен отчаянной храбростью...
Кутузов сказал это о муже Аннушки с особенным удовольствием, хотя само выражение «отчаянная храбрость» казалось ему, человеку XVIII века, неудачным: словно бы храбрость может произойти от отчаяния...
Анна Михайловна, покинувшая генералов, лишь только они отправились на поля Пруссии, появилась и остановила супруга, готовившегося к новой тираде:
– Довольно сражений! Вас ждет стол, где, господа, вы можете всласть сражаться против жареной индейки с трюфелями. Холодное оружие уже доставлено из буфетного арсенала. А батарея белого молдавского вина так и просит к себе метких канониров. И беру с вас слово, Михайла Ларионович, сегодня больше не потакать моему супругу в его кровожадных спорах.
– Подчиняюсь, княгинюшка! С этого часа вилка – мой штык, а бутылка вина – единорог! – Кутузов с ловкостью бывалого царедворца поцеловал во второй раз ее ручку. – Пусть индейка будет нам Бонапартом. И, клянусь всей съеденной мною дичью, мы оставим от неприятеля одни косточки...
За обильным столом, с удовольствием повинуясь хозяйке, Михаил Илларионович вовсю сыпал шутками, вспоминал минувших дней петербургские и московские анекдоты. Анна Михайловна выпила несколько бокалов вина, раскраснелась и словно скинула с себя десятка два лет. И вдруг, взглянув на нее, Кутузов явственно вспомнил ее прежнюю, ее молодость и красоту.
Дочь генерал-аншефа князя Волконского, она сговорена была за тридцатисемилетнего Петра Михайловича Голицына, осыпанного милостями за многократное разбитие скопищ Пугачева. Молва твердила, что генерал-поручик был погублен Потемкиным. Будто бы фраза государыни: «Как хорош Голицын! Настоящая куколка!» – решила его участь: фаворит Григорий Александрович подослал к возможному сопернику офицера Шепелева, который изменнически убил его на дуэли.
«Нет, зная благородный характер светлейшего, веришь, что он не мог поступить столь низко! – сказал себе Михаил Илларионович. – Сколько же сплетен принесли завистники к подножию его памятника в надежде, что таким он и перейдет потомству!..»
Ужин закончился рано из-за того, что Прозоровскому надо было лечить жестокую болезнь в ножных суставах. Прощаясь, князь Александр Александрович еще раз повторил, что таким боевым генералам, как они с Михаилом Илларионовичем, место только на бранном поле...
Уже завершилась поражением Беннигсена при Фридланде кампания в Пруссии, уже был заключен Тильзитский мир, по которому Россия вынужденно делалась союзницей Франции и вступала в континентальную блокаду против Англии. Позади был целый период царствования Александра I. Но, надо сказать, молодой государь так и не прибавил России славы.