Кутузов
Шрифт:
11 апреля из Галаца пришла русская флотилия и остановилась на Дунае на расстоянии пушечного выстрела, а из Бырлат в тот же день подвезли осадную артиллерию. По ночам, с 12 до 20 апреля, были вырыты траншеи, ходы сообщения, построены редуты и батареи. Начался планомерный обстрел крепости, который, впрочем, не причинял никакого вреда турецкому воинству.
Еще в 1807 году Браилов был укреплен громадным земляным ретраншементом – четыре версты в окружности, – охватывающим город и цитадель. Русские ядра вязли в огромных земляных турах, но не сдвинули с места ни одной вражеской пушки, не разрушили ни одного укрепления. Турецкие солдаты прятались в ямах, выкопанных внутри вала, и ни пули, ни бомбы не проникали туда. Зато безостановочная стрельба орудий, у которых был лучше, чем у русских, порох, выводила из строя множество наших солдат.
Канонада же русских пушек наносила большой урон лишь мирным жителям. Ежедневно в Браилове возгорались пожары, слышны были крики детей и стенания женщин. Обыватели уже несколько раз прибегали к Ахмед-паше, умоляя его сдать крепость и тем избавить их от погибели, но он не слушал их жалоб. Чтобы держать в повиновении жителей, назир имел достаточно солдат, а также татар, запорожцев и некрасовцев. Ахмед-паша даже позволял делать дерзкие вылазки, стремясь установить сообщение с Мачином, на другой стороне Дуная, но всякий раз огонь батарей и гребной флотилии из 22 судов пресекал его попытки.
Мачин! Сколько воспоминаний было связано у Кутузова с этим именем! Крепость лежала на правом, крутом берегу реки, на возвышенности, от которой начиналась высокая цепь гор, тянущихся до Гирсова и дальше. Между Мачином и Дунаем располагалась памятная Михаилу Илларионовичу равнина Кунцефан, через которую он вел свой корпус в июле 1791 года.
Теперь, чтобы отрезать Браилов, Прозоровский приказал генерал-лейтенанту Зассу прибыть из Галаца с тремя батальонами, перейти на правый берег Дуная и занять Мачин. Защита крепости была возложена на зятя Ахмеда Жиужса-агу, у которого имелось 800 солдат.
Когда Засс переправился через Дунай, оказалось, что равнина Кунцефан, некогда сухая, залита водой и непроходима. До Мачина пришлось идти узкой тропой вдоль реки на расстоянии полуружейного выстрела от Браилова. Засс провел свой маленький отряд почти без потерь и только затем понял, что у него слишком мало сил, чтобы завладеть крепостью. Так, из-за очередной ошибки Прозоровского пришлось ни с чем убираться восвояси. Это только еще более раззадорило турок.
Прозоровский, подогреваемый самоуверенным инженером Гартингом, которому было поручено ведение осады Браилова, торопил Кутузова с решающим штурмом. Он приводил примеры взятия Очакова, Измаила, польской Праги, чувствуя себя вторым Суворовым.
«Но, видно, князь Александр Александрович вовсе позабыл о неудачах под стенами того же Браилова, Силистрии, Варны в войнах фельдмаршала Румянцева, – размышлял Михаил Илларионович. – А у Журжи – так всего месяц назад».
Он возражал Прозоровскому, указывая, что еще не подбито ни одно турецкое орудие, что атака захлебнется из-за плотности огня. Фельдмаршал приказал тогда ограничиться взятием ретраншемента, но не откладывать приступа. Приходилось смириться и молчать. Ведь повиновение – мать воинской службы...
Кутузов составил диспозицию в духе идей главнокомандующего. Для штурма было назначено три колонны по три батальона в каждой – генерал-майоров Репнинского, Хитрово и князя Вяземского, всего до восьми тысяч солдат. Впереди шли отряды охотников и рабочих, за колоннами оставались частные резервы – по три батальона – и общий резерв – восемь эскадронов и двенадцать орудий. Со стороны Кутузова сделано было все, от него зависящее, чтобы обеспечить успех. Но ему не было дано распоряжаться операцией самостоятельно.
Да и как можно верить в успех, если армия не любила своего предводителя, который без надобности изнурял солдат и возродил в войсках гибельный капрализм! Для атаки Прозоровский выделил всего 18 батальонов. Не могли же восемь тысяч солдат штурмовать крепость, гарнизон которой почти вдвое превосходил их в численности! Солдаты должны были бежать на приступ с ранцами на спине и в скатках. Кутузов предложил было освободить их от всего, что стесняет, оставить без тесака и перевязи, только с десятком патронов в кармане.
– Михаил Илларионович! Дух Потемкина, сиречь, никак из вас не выветрится, – с досадой отвечал на это фельдмаршал. – В уставе все сказано на сей счет...
Велено было взять с собой даже знамена, совершенно бесполезные при штурме, которые легко было потерять в случае неудачи.
Для атаки было выбрано левое крыло турок, хотя на ретраншементе имелись бастионы, способные поражать нападающих с фланга. Но штурм правого крыла представлялся еще менее выгодным, так как, продвигаясь вперед, русские попадали под сильнейший огонь с цитадели, а центр крепости был надежно защищен двумя огромными куртинами.
Датой решающего приступа Прозоровский назвал 20 апреля.
Когда Кутузов покидал палатку главнокомандующего, в сумерках далеко окрест слышался преувеличенно громкий старческий альт глухого князя. Он отдавал секретные приказания Гартунгу и многочисленным волонтерам. В пятидесяти шагах от палатки содержатель местного трактира немец Просс меланхолически возился на крыше своей хижины, делая вид, что перекрывает ее соломой.
«А ведь это турецкий шпион, – догадался Михаил Илларионович, – который, верно, передавал все наши секреты назиру. Ну да теперь поздно. Уже поздно!»
9
Прозоровский со своим штабом расположился на обширном кургане, на расстоянии пушечного выстрела от Браилова, наблюдая за ходом сражения. Он все время убеждал себя в победе и посылал каждую минуту адъютантов узнать, что делается в колоннах.
Войска в очень темную ночь двинулись вперед и еще до рассвета подошли ко рву. Несчастья начались с обыкновенной несогласованности. Колонна Вяземского, выступившая прежде других, была плохо направлена офицером Генерального штаба бароном Икскулем. Десятки солдат провалились в погреба сгоревших домов браиловского предместья и, приняв их за главный ров, принялись палить в белый свет как в копеечку. Многие так и не смогли выбраться из ям, сделавшихся для них могилой. Часть колонны все-таки спустилась в ров. Солдаты начали было ставить лестницы, но они оказались слишком короткими, да и взяли только четвертую часть из заготовленных в лагере. Преждевременная атака левой колонны, в то время как две другие еще не подошли к ретраншементу, позволила туркам хорошо подготовиться к отпору.