Кутузов
Шрифт:
Не зная о перехваченном письме Бертье, все были страшно поражены странным приказом фельдмаршала: почему он не допускает окончательного разгрома Мюрата?
Дохтуров и Милорадович просили не прекращать преследования неаполитанского короля, который отступил уже на семь верст.
— Если не умели вовремя прийти на место и взять Мюрата живьем, то преследование пользы не принесет. Нам нельзя удаляться от укрепленной позиции и от нашей оперативной линии, — ответил генералам Кутузов.
Он велел разостлать на поле ковер и сел.
Приехал Толь. Карл Федорович
— Весело жили! — сказал Милорадович.
— У французов так всегда: от любви — к сражению, от сражения — к любви! — заметил Михаил Илларионович.
— Беннигсен жалует! — увидел кто-то.
К временному биваку командующего ехал генерал Беннигсен. Его сухое лицо иезуита выражало плохо скрываемый гнев: он был уверен, что Кутузов нарочно не послал ему подкрепления, нарочно остановил движение центра и левого фланга, чтобы сорвать окончательный успех его дня. Беннигсен облизывал тонкие губы, словно его попотчевали сладким.
Кутузов поднялся навстречу Беннигсену.
— Вы одержали победу. Я обязан вам благодарностью, а государь вас наградит! — сказал фельдмаршал.
Беннигсен даже не слез с коня. Он сказал, что получил контузию в ногу, и, рапортуя, постарался укусить Кутузова:
— Жаль, очень жаль, что ваша светлость находились слишком далеко от места действия и не могли видеть картины поражения!
"Не был, но видел, но знаю: ты провалил все!" — подумал Михаил Илларионович и стал собираться ехать назад, в деревню Гранищево.
Он ехал и думал, что не только Беннигсен, а с ним Вильсон, Платов, Ермолов, но даже Толь, Дохтуров и Милорадович, вероятно, подумают, что Кутузов не помог Беннигсену только из зависти.
"Дальше своего носа не видят!"
Никто не хочет считаться с тем, что Наполеон еще располагает стотысячной армией и что он только и ждет, когда Кутузов сделает какую-либо оплошность, вроде той, которую допустил Александр I, приказав очистить Праценские высоты. Наполеон ждет удобного случая, чтобы одним ударом решить все в свою пользу.
У полуразрушенной избы постоялого двора стояли привезенные трофеи: тридцать восемь французских пушек, сорок зарядных ящиков, обозные фуры. Тут же развевался штандарт кирасирского полка.
Фельдмаршал слез с коня осмотреть пушки. Калибром они были меньше русских.
Мимо Кутузова с песнями проходили войска.
— Вот наш подарок России! — крикнул Михаил Илларионович. — Именем Отечества благодарю вас, дети мои!
Веселое "ура" было ответом главнокомандующему.
Сегодня ликовал весь русский лагерь.
Глава двенадцатая
НАПОЛЕОН ПРОСИТ МИРА
Наполеону хотелось думать, что русским
В этой мысли его еще более укрепил неаполитанский король, примчавшийся в Москву с аванпостов.
Даже в осеннюю слякоть Мюрат сохранил в одежде театральную пышность и кокетство. Казаки, называя его "гетманом", подсказали ему мысль нарядиться a la гетман Жолкевский. И Мюрат оделся в стиле XVI века: поверх зеленой венгерки с золочеными шнурами он набросил серый суконный плащ польского покроя, а на голову надел маленькую соболью шапочку с неизменным страусовым пером. Сапоги остались красными, как ноги у аиста. Но на московском пепелище фигура неаполитанского короля уже не производила того необычайного впечатления, как бывало прежде. Здесь на каждом шагу встречались не менее вычурно одетые фигуры, больше напоминавшие карнавальные маски, чем солдат и офицеров "великой армии". И среди них Мюрат несколько утерял оригинальность своей одежды.
Зато он не потерял своего всегдашнего апломба. Мюрат был вполне уверен в том, что он действительно прирожденный неаполитанский король, а не сын трактирщика из Кагора. Он был убежден, что все любят его, даже казаки. Мюрат хвастался в императорской квартире, что казаки и даже "купидоны" (так французы называли башкир из легкой кавалерии, вооруженных луками и стрелами), увидев его, кланяются, снимая свои высокие шапки, и кричат: "Король!", "Гетман!" И конечно, не думают стрелять в него или принимать "в дротики".
Он рассказывал всем, что едва намеревался двигаться вперед, как к нему подлетел казачий полковник и просил не начинать бесполезного кровопролития. "Мы вам больше не враги. Мы хотим мира и только ждем указаний из Петербурга", — якобы говорили казаки. А если неаполитанский король настаивал, то казачий полковник услужливо спрашивал у него, до какого пункта его величество хочет дойти и где желает расположиться со штабом. Русский авангард отступал до указанного места без боя. (Мюрат не видел, что казаки продолжают отступать по Рязанской дороге, в то время как главные силы русских уже начали фланговое движение на Калугу.)
Неаполитанский король был также уверен в том, что начальник русского авангарда — генерал Милорадович — его поклонник и верный друг. Милорадович почтительно называл Мюрата "ваше величество", а Мюрат, кокетничая, останавливал его и говорил: "Здесь я не король, а простой генерал!" И Милорадович, пересыпая "ваше превосходительство" словами "ваше величество", делал все, что хотел неаполитанский король.
Мюрат рассказывал, смеясь, как однажды он шутя предложил русскому генералу: "Уступите мне вашу позицию". Милорадович ответил: "Извольте атаковать ее, ваше величество. Я приготовился к хорошему кавалерийскому делу и достойно вас встречу. У вас первоклассная конница, а у меня — сыны тихого Дона. Пусть сегодня решится, чья конница лучше: ваша или моя. Только советую вам, ваше превосходительство, не атаковать слева — там болото". И Милорадович поехал и показал Мюрату, где находятся топкие места.