Кузница Тьмы
Шрифт:
Старые любовники неизменно бывали с ней вежливы - возможно, оттого, что она не пыталась никого удерживать. Да, разбитое сердце лишилось силы и тем более воли, она лишь ползет прочь с бледной улыбкой и унылым взором. В такой галантности, полагала она, скрыта простая жалость.
– Благодарю, - отозвалась Хиш.
– Я лишь хотела показаться и немедленно оставляю вас наедине с воспоминаниями.
На этот раз ответил Аномандер.
– Леди Хиш Тулла, вы неправильно поняли причину нашего визита. Чтобы вспоминать любимого отца, нам не нужно гробовой плиты. Сюда нас привело любопытство.
–
Хиш наморщила лоб: - Господа, боюсь, я не понимаю вас.
Она заметила, что Андарист отвел взгляд, как бы не желая принимать участия в происходящем. Да, он не желает выказать неуважения, но не имеет и причины жалеть ее и потому не особо заботится о вежливости.
Трое братьев были отдалены друг от друга, даже когда собирались вместе. Все они высоки ростом, во внешности каждого есть нечто магнетическое, но ранимое. Они могли бы натягивать на плечи целые миры, словно мантии, не выказывая гордыни и наглости.
Белокожий, красноглазый Сильхас Руин взмахнул длинными пальцами, привлекая ее внимание к базальтовой плите.
– По личному приказу отца, - сказал он, - высеченные слова скрыты на внутренней стороне. Они предназначены для него и лишь для него, пусть у него нет уже глаз, чтобы читать, и мыслей, чтобы обдумывать их.
– Как... необычно.
Загорелое, приобретшее оттенок светлого золота лицо Аномандера расцвело улыбкой.
– Госпожа, нежность вашего касания не ослабела за все годы в разлуке.
Глаза Хиш невольно раскрылись шире, хотя, если подумать, причиной была скорее откровенная страсть в его тоне. Внимательно всмотревшись, она не обнаружила никакой иронии или жестокой насмешки. Аномандер стал первым ее любовником. Они были очень молоды. Она помнила времена смеха и нежности, и невинной беззаботности. Почему всё кончилось? Ах да. Он пошел на войну.
– Мы намерены были поднять камень, - пояснил Сильхас.
Андарист тут же повернулся к брату: - Ты намерен был, Сильхас. Оттого что желаешь знать всё. Но это будут слова Азатенаев. Для тебя в них не будет смысла, да так и должно. Никогда они не были предназначены нам и на укус наших глаз ответят горьким проклятием.
Смех Сильхаса Руина был мягок.
– В эти дни ты полон суеверий, Андарист. Вполне понятно.
– Так он отделался от брата и сказал Хиш: - Госпожа, мы поедем отсюда к месту, где строят новый дом Андариста. Там ждет нас резчик из Азатенаев, привезший заказанный Аномандером камень очага. Вот его свадебный дар.
– Брат снова взмахнул рукой - она хорошо помнила его небрежный жест.
– Всего лишь малое отклонение от пути, какой-то импульс. Может быть, мы сдвинем камень, а может и нет.
Импульсивность - не та черта, которую Хиш привыкла увидеть в Руине, да и в любом из братьев. Если их отец решил подарить слова темноте, то в честь женщины, которой служил всю жизнь. Она снова поглядела в глаза Аномандеру.
– Открыв гробницу, вы примете в себя воздух мертвеца - и это не суеверие. Что последует, проклятие или болезнь - на это ответят лишь провидцы.
– Она натянула удила.
– Прошу, задержитесь немного и позвольте мне отъехать.
– Вы в Харкенас?
– спросил Сильхас.
– Да.
– Если он ждал дальнейших
Хиш Тулла ощущала, что ее сопровождают взгляды; гадала, какими словами они могут сейчас обмениваться, то ли слегка удивленно, то ли исполнившись презрения, если старые воспоминания проснулись - хотя бы в Аномандере и Сильхасе - порождая то ли сожаления, то ли печаль. Но они посмеются, отгоняя беспокойство, пожмут плечами, стряхивая следы давно прошедших бездумных лет.
А затем, по всей вероятности, Сильхас напряжет мышцы, снимая могильный камень и глядя на тайные слова, вбитые в черный пыльный базальт. Да, он не сможет их прочесть, но узнает иероглиф там, иероглиф тут. Сумеет догадаться о послании отца к Матери Тьме, как будто услышав фрагменты не предназначенного для чужих ушей разговора.
Дыхание мертвеца принесет вину, горькую и застоявшуюся, и все трое вкусят ее и Андарист познает ярость - ибо не такой вкус нужно приносить в новый дом, к жене, не так ли? Он имеет полное право быть суеверным - знамения отмечают все важные перемены в жизни.
Запах горький и застоявшийся, запах вины. Мало отличимый, честно говоря, от запаха мертвой розы.
– Даже сегодня, - пробормотал Аномандер, - сердце взлетает от одного ее вида.
– Лишь твое сердце, брат?
– Сильхас, ты хоть иногда меня слушаешь? Я тщательно отбираю слова. Может быть, ты говоришь только сам с собой.
– Наверное, так и есть. Признаю, она по-прежнему мила для взора и если я нахожу ее желанной, но в этом нет ничего постыдного. Думаю, мы даже сейчас похожи на листья с упавшего дерева, что кружатся за ее спиной.
Андарист молча слушал их, не в силах разделить приятные воспоминания о красавице, что выехала из теней под деревом. Этот момент показался ему подходящим, чтобы отвлечь братьев, в особенности Сильхаса, и отговорить от намерений. Потому он повернулся к Сильхасу и начал: - Брат, почему ты порвал с ней?
На белом лице Руина остались капли и струйки дождя, словно на лице алебастровой статуи. Он сначала вздохнул, затем ответил: - Андарист, хотелось бы мне знать. Нет. Думаю, я понял, что она ... эфемерна. Словно неуловимый клочок тумана. Она щедро дарила внимание, но казалось, чего-то не хватает.
– Он потряс головой и беспомощно пожал плечами.
– Уклончива как мечта наша Хиш Тулла.
– Она не меняется?
– спросил Андарист.
– Мужа не взяла.
– Полагаю, все ухажеры сдались, - ответил Сильхас.
– Всякий, кто подходит близко, слишком четко видит свои недостатки и в стыде отдаляется, чтобы не вернуться.
– Может, ты прав, - задумчиво сказал Аномандер.
– Похоже, одиночество не доставляет ей страданий, - заметил Сильхас, - да и я не вижу порока в ее влечении к величию и совершенству. Эта элегантная отстраненность... она является, словно шедевр высокого искусства. Тебе хочется подойти поближе, отыскать ошибки в работе создателя - но чем ты ближе, тем менее четко она видится твоим глазам.