Кузница Тьмы

Эриксон Стивен

– Да, и глаза заслезились от мерзкого запаха. Возмужав, они станут замечательными зверями, но не сочти их глупыми...

– Не стану. Вижу, как они меряют нас глазами.

– Думаешь, Кагемендра сумеет их укротить?

Сильхас кивнул.
– Нам с тобой весело воображать лицо Туласа, получающего эдакий дар... но признаюсь, я успел обдумать дилемму и верю, что только Кагемендра сумеет приручить подобных псов и только он найдет в том великую гордость.

– Пусть он и сам оживится, свершив двойное чудо.

– Такое стало бы благословением дарящему, - кивнул Сильхас. И оторвался от колонны.
– Сейчас я должен вернуться

к братьям. А ты, Скара?

– Раз мы решили мою проблему, можно оставить солдатам попечение о щенках, пока не приедет Тулас. Напишу ему подробное письмо и уеду на север, к оставленной в лесу роте. Оттуда мы вернемся в гарнизон.

Сильхас на миг пристальнее всмотрелся в друга.
– Слышал о других ротах, что взбунтовались?

Вопрос вызвал кривую улыбку.
– Даже спорил с Хунном Раалом, прежде чем он уехал. Сильхас, скажу так: мне это не нужно. Я вижу в преследовании отрицателей лишь повод для возрождения Легиона. Негодный повод.

– Отрицатели ничего не сделали, чтобы дать повод.

– И это хорошо знаю, друг. Не солгу, у нас было много законных жалоб. Но такие жалобы не адресуют мечу. Верю, что лорд Урусандер со мной согласен.

– Тогда будь особенно осторожен, - посоветовал Сильхас, снова хлопнув Скару по плечу.
– Боюсь, Урусандер похож на слепца, ступившего на незнакомую тропу, на вождя с дурными намерениями в сердце.

– За Хунном Раалом не пойдут.

– Сознательно - не пойдут.

Капитан бросил озадаченный взгляд и тут же прищурился.
– Лучше пойду писать письмо. Может, встретимся на северной дороге за воротами.

– Я буду в восторге, друг.

Два щенка сцепились в драке, заблестели зубы и полетела шерсть.

Госпожа Хиш Тулла сидела в кабинете своей резиденции и держала в руках письмо, размышляя. Вспоминая последнюю встречу с тремя братьями и неуместность своего вмешательства - тогда, в час горя у гробницы отца, когда пошел дождь и она укрылась под деревом, пережидая тучи. Вспоминая лицо Аномандера, более суровое в сравнении с теми временами, когда они делили одно ложе. Пластичная юность, мягкая кожа, никаких острых углов, как и подобает воспоминаниям о счастливых днях... но в тот день он, не укрывший лицо от ливня, показался гораздо старше нее.

Она не любила самоанализа. Собственное отражение вызывало в ней странное суеверное чувство, и Хиш избегала возможности увидеть себя в зеркале или незамутненной воде: призрачную тень кого-то похожего на нее, размытый образ, ведущий параллельную, дразнящую воображение жизнь со своими незримыми тайнами. Она боялась найти в себе зависть к иной жизни. А самым неприятным было бы встретиться взорами с той загадочной дамой и увидеть в угрюмых, стареющих глазах полчище личных потерь.

Послание дрожало в руках. Мужчины вроде Аномандера заслуживают быть неизменными, так она всегда думала, готовая держаться за нелепую веру, будто это позволит сохранить прежние дни. Ее страшило раздутое слухами преображение Сына Тьмы под влиянием мистических сил Матери. Разве мало ей мрака, что сокрыт в телах? Но лишь память не меняется, память о времени до войн; и если те дни были растрачены напрасно, винить следует только себя. Никого другого.

Как они увидятся на этот раз? Что может она ответить на приглашение давнего любовника, предлагающего стоять с ним рука об руку на свадьбе брата? Лицо ее отвердело, не поддаваясь даже мягким

ласкам дождя; а теперь он явится перевернутый, весь колючий и сохраняющий дистанцию.

Она боялась жалости в его жестах и заранее стыдилась собственной податливости.

Слуги суетились внизу, счищая последние следы отхлынувшего потопа. Письмо в руках было написано много дней назад, но она так и не ответила - невежливое молчание, которое не оправдать разливом воды. Но, возможно, он успел забыть о приглашении. Цитадель охватили беспорядочные события. Первый Сын по долгу службы должен погрузиться в эти заботы, забыв даже о свадьбе брата. Вполне можно вообразить его опаздывающим на церемонию. Андарист встретит его всепрощающим взглядом, а для женщины, которую он держит за руку, это лишь мелкое замешательство...

Назначенное время близилось. Но у нее оставались еще заботы по дому. Полки в погребе упали, залитое водой помещение заполнено гниющей пищей и мохнатыми трупиками утонувших в воде и грязи мышей. К тому же старуха-мать одной из горничных умерла - от паники, вероятно, увидев, как темная вода рвется в каморку - и отсыревшие комнаты внизу полны горя. Несчастная женщина заслуживает утешения.

И всё же она просто сидит здесь, одетая как госпожа Дома, не в элегантное, подчеркивающее женственность платье, что более подобало бы свадебной церемонии. Доспехи вычищены, кожаные ремни блестят от свежего масла. Все заклепки на месте, все сияют словно драгоценные каменья; пряжки и пластины в полном порядке. Клинок у бедра - доброе иралтанское лезвие, выкованное четыре столетия назад и прославленное верной службой, в ножнах из лакированного черного дерева с серебряной оплеткой; кончик ножен отполирован от частого прикосновения к лодыжке.

Плащ ожидает на спинке кресла - иссиня-черный, с воротником кремового оттенка. На столике новые перчатки, черная кожа с железными полосками, на раструбах переходящими в чешую. Слуги успели размять ладони и пальцы перчаток, чтобы они хорошо гнулись.

Во дворе готовился к ее появлению грум, держа под уздцы боевого коня.

В этом могут увидеть оскорбление - гнев на суровом лице Аномандера, позади него пришедший в ярость Андарист... Вздохнув, она опустила письмо на столик и встала, направившись к плащу. Накинула на плечи, застегнула воротник, взяла перчатки и вышла в приемную.

Стоявший там пожилой мужчина хромал на одну ногу, но отказывался сесть в кресло. Мальчик же, что пришел с ним, быстро заснул на диване - все еще в рванье, грязь прилипла, как вторая кожа. Она еще несколько мгновений всматривалась в мальчишку, потом поглядела на Грипа Галаса.

– Временами, - начала она, - я интересовалась, что с вами стало. Аномандер дарит верность тем, кто верен ему, а ваша верность не подлежит сомнению. Вы хорошо умели обеспечивать уединение своему хозяину и мне ... в те, давние дни... пусть даже иногда вам приходилось отвлекать его отца.

Глаза Грипа чуть смягчились от воспоминаний, но он тут же опомнился.
– Миледи, господин нашел мне и другие задания. Во время войн и после.

– Хозяин рисковал вашей жизнью, Грип, хотя вы заслужили почетную отставку и милый деревенский дом.

Старик скривился.
– Миледи, вы описываете могилу.

Мальчишка так и не пошевелился от звуков разговора. Она снова внимательно его оглядела.
– Говорите, у него при себе послание?

– Да, миледи.

– Вы знаете содержание?